Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь

– Почти. Насчет пособия малообеспеченному ребенку, если быть точной. Девочка ведь у них живет, у Титовых? Несовершеннолетняя?

– Это Дашка, что ли?

– Да. Дарья.

– Тю! Так бы и сказала, что к Дашке. Дашкину-то фамилию я не знаю, это точно. Только, это, какая же она ребенок? Тоже мне, нашла дите неразумное! Да она всех нас за пояс заткнет, Дашка. Такая скороспелочка – я те дам! И нахалка. Проходит мимо – хоть бы раз поздоровкалась! Зырк-зырк только зыркалами своими! Не осталось уважения к старости у нынешних! Конец света скоро, – сделала она неожиданный вывод.

– А почему Даша у этих Титовых живет? У нее что, своего дома нету?

– Ага, нету! Куда там! У таких, как она, домов – как у зайца теремов.

– То есть?

– Сбежала она от родителей своих, ясно? Сбежала и к Татьяниной семье прибилась. Татьяна эту девку каждую минуту с лестницы готова спустить, да еще и пинка отвесить пониже спины, да только не может. Боится, что та ее сына посадит, боится.

– Какая Татьяна? Титова?

– Ну.

– Та, которая живет в семнадцатой квартире?

– Да не! В семнадцатой ейный брат живет.

– Стойте! – нахмурилась я и постаралась оборвать бабку так, чтобы это прозвучало как приказание. – Я подозреваю, что вы начали мне морочить голову! Дашка-скороспелка, Татьяна, сын, брат… Знаете, что бывает, когда сбивают с толку служащего собеса при исполнении служебных обязанностей? Отбросьте сейчас все эмоции и сконцентрируйтесь.

– Чегой-то? – струсила бабка. Она выпрямилась на лавке и машинально, не отводя от меня взгляда, принялась застегивать пуговицы на кофте. Выглядело это так, словно солдат оправляет форму перед генералом, которого он не сразу узнал.

– Так будем говорить?

– Что знаю – расскажу, конечно. А чего не знаю, вы уж не взыщите…

* * *

Баба Шура занимала свой пост на той самой лавочке у подъезда каждое утро, а покидала его, если не считать коротких перерывов на еду, только поздно вечером. Каждый день – если не считать зимних месяцев, которые исключали ее возможность часами просиживать на скамейке и тем самым надолго лишали душевного равновесия. Поэтому стоит ли удивляться, что жизнь всего двора была открыта перед бабой Шурой как на ладони!

– Рано меня на пенсию-то спровадили, – заметила она не без сожаления. – Я сорок пять лет вахтером отработала в Мытищинской прокуратуре. У меня глаз – алмаз, и это… аналитическое мышление почище, чем у тамошних следователей! Если б не года мои, так меня надо было б в ихние кабинеты… Я бы порядок-то быстро навела! Порядка в стране нету…

– Не отвлекайтесь, – оборвала ее я.

– Да, да…

Осенью позапрошлого года, и даже не осенью, а в конце лета, когда на верхушках растущих во дворе тополей только-только стала проступать желтизна, а по утрам на землю уже спускался холодный туман, напротив подъезда, у которого баба Шура устроила свой сторожевой пост, остановились белые «Жигули»-«копейка». Эта машина бабе Шуре была хорошо знакома. Она принадлежала сестре запойного пьяницы Жоры Титова, жившего в семнадцатой квартире. Сестру звали, кажется, Татьяной, и брата она навещала крайне редко. Может быть, не чаще одного или двух раз в году.

– Приезжала она к нему, ругала ругмя, что пьет и не работает, – пояснила мне баба Шура. – Поорет, потом за уборку возьмется. Тряпье-шмотье, гнилью пропахшее, повыкидывает, полы помоет, иногда жратву этому алкашу сготовит. И уедет. Я так думаю, что не стала бы она с им возиться, кабы не квартира. Жорка наш квартиру свою московскую на Танькину дочку записал, ну она и старается время от времени за-ради приличия типа, значит, заботу о брате проявить. Любви-то родственной между ними никакой нету, какая там любовь, когда Жорка сутками не просыхает!

…Баба Шура смотрела на остановившуюся у подъезда машину без особенного интереса, не ожидая увидеть ничего любопытного. Но оживилась и сделала внутреннюю стойку, когда из «копейки» вышла не только Татьяна, но и незнакомая девушка-подросток. Девочка была одета как-то не по-московски: на ней был вытянутый спортивный костюм, стоптанные туфли, руку оттягивал защитного цвета рюкзак, который она держала за перекрученные лямки. «Никак, деревенская», – сразу решила баба Шура.

Девочка была хоть и деревенская, а все же не из робкого десятка. Живыми голубыми глазами она оглядела дом, двор и осталась не очень довольна осмотром. Во всяком случае, когда она обратилась к Татьяне, в голосе девчонки сквозило совершенно явное разочарование.

– Это же трущоба какая-то! Мы так не договаривались!

– Заткнись, – зло сказала Татьяна, даже не посмотрев на девчонку. – Выбирать она еще тут мне будет…

– Сама ты заткнись, – последовал мгновенный ответ. – Еще раз гавкнешь на меня – и считай, конец нашему уговору, поняла?!

– Ладно, не сердись, – моментально сдалась Татьяна. – Хорошо я тебя устрою, не бойся. Довольна останешься.

– А я не боюсь. Это ты бойся, – фыркнула та.