Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь

Бог его знает, откуда в моей голове всего за какую-то минуту родилась вся эта чушь. Недаром говорят, что в минуту опасности в человеке мобилизуются скрытые резервы — вообще-то, вранье и фантазерство никогда не были моей стихией. Но, видимо, я попала на нужную волну, потому что женщина, сидевшая в каморке консьержки, отложила вязание и посмотрела на меня с явным сочувствием.

— Бедная вы моя, — сказала она с силой и покачала головой, словно страшно жалела, что не может сообщить мне ничего утешительного, — если бы вы знали, как я вас понимаю! Сама двоих внуков с дочерью рощу, а муженек ее ноги на плечи — и ищи-свищи, вот уже восьмой год неизвестно где обретается, сволота… Сажать таких надо, без суда и следствия. Сажать! И закон такой придумать, чтобы не смели больше детей заводить!

Добрая фея из сказки на моих глазах превращалась в жестокую Фемиду — богиню правосудия, не знающую слез и жалости к оступившимся. В другую минуту я бы, может, и поддержала ее законопроект, направленный на сохранение семьи, но именно сегодня у меня было мало времени.

— Да! Да! Я с вами совершенно согласна! Только скажите, кто приходил сегодня в сто семнадцатую — он или не он? Если он, значит, мне надо срочно бежать, искать и наказывать подлеца!

Но она покачала головой, сдвинув указательным пальцем к переносице очки:

— Увы, бедная вы моя, вы ошибаетесь. И ваши знакомые — тоже. Я с самого утра заступила на смену, и за все время сегодня к Людмиле Францевне никто не приходил. Она сама только недавно вернулась.

— Как никто — совсем никто? — не поверила я. — А… а ее муж? Борис?

Консьержка снова покачала головой, это движение выглядело у нее уже каким-то заученным:

— Нет, нет. Борис Алексеевич съехал с квартиры, тому уже… точный день не скажу. Не при мне это было, но где-то больше месяца прошло. И с чемоданами, как моя сменщица рассказывала. С тех пор я его не видела.

Я поблагодарила старушку и, понурив голову, побрела к выходу.

Вышла во двор, насквозь продуваемый всеми ветрами — погода начинала портиться на глазах.

* * *

У меня просто не оставалось выбора — вот почему я решилась позвонить Аде, а вовсе не потому, что вдруг с этого момента взяла и уверовала в ее паранормальные способности.

Мне совсем, совсем некуда было пойти! Возвращаться домой, туда, где у кухонного стола сидел труп, — это было выше моих сил. Идти в милицию, чтобы сообщить об этом трупе и приплюсовать к нему еще два, только что обнаруженных, — это было выше моих сил!

Ехать к дочери и искать прибежище у нее — бессмысленно. Лика только испугается, а помочь ничем не сможет. Ни при каких обстоятельствах я не хотела бы, чтобы моя дочь лишилась сна из-за того, что ее мать скоро будут считать убийцей!

А такая возможность была близка, и я начинала это понимать. Какой бы сверхумный и суперпроницательный следователь ни приехал по вызову — ко мне ли домой, в квартиру ли Люськи, — в первую очередь он заподозрит именно меня.

Господи боже мой, что же делать, куда же пойти?!

И тут в мозгу сверкнуло, как узкая полоска стали, сегодняшнее воспоминание: Ада! Рыжеволосая женщина со странными глазами, которая так многозначительно пробормотала что-то о грядущих неприятностях и настаивала на том, чтобы я ей позвонила. Как это? А, вот: «Обещайте мне, Вера, что, когда это время придет, вы позвоните мне и ничего от меня не скроете. Поверьте, сейчас я говорю это больше для вашего интереса, чем для своего. Ну? Обещаете?»

И она дала мне свою визитную карточку. Я лихорадочно порылась в сумке — где же… вот! Простой картонный прямоугольник, и на нем несколько легко запоминающихся цифр — и больше ничего — ни имени, ни должности.

Она отозвалась через два или три гудка:

— Алло.

И какой спокойный голос!

— Это… — Голос у меня сел, пришлось прокашляться и начать сначала: — Ада, это Вера. Мы познакомились с вами сегодня у… в…

— Как же, очень хорошо помню, — сказала она очень любезно. — А вы знаете, я была уверена, что вы позвоните, и именно сегодня. К этому все и сводилось. Я ждала вашего звонка с минуты на минуту.

— Но почему…

— А вы приезжайте, — вдруг предложила она, и я, на миг закрыв глаза, неизвестно почему вдруг ощутила огромное облегчение. — Прямо сейчас, сможете?

— Да. Смогу. Куда?

— Куда… — Ада задумалась, но всего лишь на несколько секунд. — Предлагаю встретиться в центре, где-нибудь… в «Шоколаднице». На Бауманской, знаете?

— Да, знаю. Я приеду.

— Прекрасно. Я буду через полчаса.

* * *

Когда я приехала на условленное место встречи, Ада уже была там.

Сначала я увидела ее волосы цвета расплавленной меди — их нельзя было не увидеть, эта шевелюра, отливающая шелком при каждом движении головы, бросалась в глаза каждому, кто только еще открывал дверь кафе, — а потом увидела и саму Аду, восседавшую на простом стуле с полукруглой спинкой так, словно это был настоящий царский трон, инкрустированный бриллиантами и изумрудами.