Созвездие Хаоса

Анну Ласкину уволили с госслужбы в тот же день. А после этого Мухина приказала уничтожить ролик. Никуда его выкладывать она не собиралась, ни в какой интернет. Кате она объяснила это кратко – Ласкина теперь и без должности, и без зарплаты, на руках у нее сумасшедшая мать. Выложи мы ролик – ее затравят защитники животных, хоть из города беги. Куда она поедет с безумной старухой? Безработная и мать не сдаст в дом престарелых, там же платить надо. Так что теперь они надолго вместе, скованные одной цепью, общей ненавистью.

Катя все смотрела на железную Аллочку. И вспоминала охваченный огнем бункер и ее…

Никто не знает, на что способен.

– Приедете к нам еще? – спросила Мухина Катю.

– Непременно, Алла Викторовна.

– И очерк о нас напишете?

– Да.

– Не врите там только очень уж. Поскромнее.

– Я опишу все как есть.

Катя наклонилась к ней и поцеловала ее в щеку. Опаленные волосы Мухиной до сих пор пахли гарью и дымом.

– Ну, ну, ничего. За меня не беспокойтесь. Руки-ноги заживут. – Мухина храбрилась. – И в отставку я не уйду. Приезжайте, может, еще что пораскрываем на пару.

Было три часа пополудни, когда Катя решила для себя – настал момент покинуть ЭРЕБ.

Выйдя из больницы, она созерцала город со странным чувством. Слишком много всего, а городок так мал.

Автобус до Дубны открыл перед ней свои двери. Но она не села в автобус.

Было нечто, что все еще цепко удерживало ее здесь. И с этим надо было что-то делать.

Она прошла всю улицу Роз. Не оглянулась на Музей науки и общества, скользнула взглядом по клумбе – там наконец-то все завяло, приготовилось к зиме.

Воздух был холодным и терпким, насыщенным озоном с реки и привкусом первых неминуемых заморозков.

Катя прошла улицу Роз до самого конца. Старый дом… Дверь…

Она шагнула на крыльцо и позвонила.

Они не виделись с того самого дня.

Катя знала, что его сразу отпустили, как только они с Мухиной…

Не увидевшись с ним, она не могла покинуть ЭРЕБ.

Он открыл дверь на звонок. Он был дома.

Его лицо при виде Кати, задыхавшейся от волнения…

Почти сразу же она испугалась своего порыва – его лицо не выразило ни радости, ни признательности, ни удивления, оно было все так же спокойно и бесстрастно.

И с этим каменным лицом – чертовы прекрасные андроиды чертова Звездного городка! С вашей чертовой выдержкой и самоконтролем! – он обнял Катю – железные руки, железная хватка – и поцеловал ее.

Его губы…

Его дыхание…

Там пылал огонь, и Катя сгорела на этом тайном огне в мгновение ока.

Без слов!

Они обходились почти без слов.

И когда он сдернул с себя толстовку, обнажаясь, и когда прижал Катю к своей груди. И когда поднял ее на руки.

Одежда, слетающая, как палые листья с деревьев.

Волна поцелуев… атласная кожа… его глаза так близко, что можно утонуть в них…

Его сила, его могучая сила и нежность…

Может, у него очень давно не было женщин…

Наверное, так, ведь они не говорили о любви.

А может, вся эта исполненная страсти, поцелуев, прикосновений, ласк, криков и вздохов неистовая жажда всегда жила в нем под непроницаемой оболочкой, под железной дисциплиной, аскетизмом и его бунтом – против всей вселенной, нанесшей удар, против судьбы.

Катя никогда не испытывала ничего подобного. Она словно растворилась в блаженстве. Она не задавала себе лишних пустых вопросов – как оно все теперь сложится у них.

Она наслаждалась сиюминутным счастьем.

Есть вещи, которые надо брать самой. За которые стоит бороться.

День.

Сумерки.

Ночь.

Утро.

Все это время они провели в постели.

Катя сначала вела сладкий счет, а потом сбилась со счета.

Они заснули только под утро, сплетясь руками и ногами. Ее голова на его груди. Она слышала удары его сердца.

Это разбудило ее. Отрезвило.

Она смотрела на него, лежащего рядом с ней в постели. Все же он оставался загадкой для нее… Именно это заставляло ее почувствовать его – вот так, по-настоящему, когда все покровы – все приличия, стыдливость, условности – сброшены вместе с одеждой. Во всем теле было странное чувство свободы – они словно плавали в невесомости.

Катя не хотела утратить это потрясающее чувство. Обыденность может только все испортить. Они проснутся и… надо что-то говорить, что-то обсуждать, решать.

Катя тихонько выскользнула из постели.

Он спал. Его грудь вздымалась, могучий торс, могучие руки.

Кате хотелось поцеловать его так, как он поцеловал ее на пороге. Но она боялась его разбудить.

Она, как тень, скользила по комнате, в которой плавали утренние сумерки ЭРЕБа, собирала с пола свои разбросанные вещи, белье.

Одевшись, она снова оглянулась.

Космонавт спал. Гиперсон любви – средство достичь иных дальних счастливых миров, о которых даже не подозреваешь, не поцеловав… не застонав от наслаждения и выплеснувшегося телесного жара.

Катя тихонько достала свой блокнот и вырвала из него листок. Она написала два слова.

Люблю вас…

И не оставила телефона.