Созвездие Хаоса

– Деньги и мобильный – искали и взяли, – оперативник пожал плечами.

Катя подалась вперед, стараясь рассмотреть. На эти мелочи она даже внимания не обратила – сумка, все это барахло…

В то мгновение в саду, освещенном октябрьским солнцем, она увидела тело женщины, залитое кровью, пальцы, вцепившиеся в последней агонии в вырванные с корнем лиловые астры.

И услышала эту чертову песню сирен, что все звучала, звучала…

– Выключите мигалку в машине к черту! – крикнула Мухина неизвестно кому. – На нервы действует!

Патрульный, оставшийся у машины на улице, не мог ее слышать.

А терпеливый спокойный эксперт пояснил:

– Сирену сейчас не вырубить, там что-то законтачило. Они потом аккумулятор…

Мухина резко махнула рукой в резиновой перчатке, осторожно обошла разбросанные на дорожке вещи и направилась к углу дома – мимо Кати.

– Что, как осиновый лист? – спросила она глухо.

– Как заячий хвост, – ответила Катя.

Обе они опустили словечко «трясешься».

– Соберитесь. Вы мне нужны.

Эта фраза подействовала на Катю отрезвляюще.

Она поплелась за Мухиной к патрульной машине, где все звучала и звучала полицейская сирена из-за съехавшей набекрень электроники.

– Я когда прибежала, начала дергать ту дверь, – Катя кивнула на парадное, выходящее на улицу. – Почему она воспользовалась черным ходом?

– Это не черный ход, это как раз нормальный выход, – сказала Мухина. – Вы планировки этих старых коттеджей не представляете. Есть с двухкомнатными квартирами одноэтажные, как этот, на две семьи. Есть с трехкомнатными, двухэтажные, как мой. Парадные с улицы, это типа подъезда – там общая площадь, длинный коридор, который жильцы используют как чулан и кладовку – велосипеды хранят, старые вещи.

– Соседей нет.

– Наверное, они рано уезжают на работу. Это мы выясним. И в соседнем доме тоже. Музей открывается в одиннадцать. У Нины Кацо утром достаточно времени. А вот соседи ее, видно, ранние птахи.

Они подошли к патрульной машине. Там сидел полицейский и на заднем сиденье – пожилая кассирша музея, та, что подняла тревогу. Она отсчитывала высыпанные на ладонь белые таблетки, между колен у нее была зажата пластиковая бутылка воды. Та, что так и не досталась Кате.

– Ну как, немножко пришли в себя? – сочувственно спросила Алла Мухина.

– Какое там… – пожилая кассирша не смотрела на них, считала таблетки на морщинистой ладони. – Разве после такого придешь в себя?

– Нитроглицерин? – спросила Мухина.

– Нитромак, – старуха проглотила две таблетки, запила водой из бутылки. – Спрашивайте. Я понимаю – вам скорее надо узнать.

– Вы договаривались с Ниной Кацо, что зайдете к ней утром? – спросила Мухина.

– Да нет же. Я пришла в половине одиннадцатого, как обычно. Смотрю – музей наш закрыт. Нины Павловны нет. А она всегда в одно время приходит – в десять. Все сама открывает – все фонды проверяет, сигнализацию отключает. Я ее ждала до одиннадцати – думала, мало ли, может, проспала, опаздывает. Но ее нет как нет. И звонков мне на мобильный никаких. Это так на нее не похоже было! Я забеспокоилась. Достала телефон, начала ей звонить.

– И что?

– «Абонент не отвечает».

– Отсутствовал сигнал?

– Никакого сигнала! И я… – старуха приложила руку к сердцу, помассировала его. – Я не знаю, мне что-то стало очень тревожно. Вы верите в предчувствие? Мой муж покойный как раз в НИИ исследованием этих вопросов занимался – тревожное пограничное состояние, нейроимпульсы… опосредованное предчувствие… Я не могла места себе найти у музея. Все звонила ей и звонила. А затем решила пойти узнать.

– К ней домой?

– А куда же? От музея недалеко. Я знаю, где она живет. Много раз в гостях у нее бывала.

– Но Нина Кацо могла пойти утром к дантисту, к врачу.

– Она бы меня обязательно предупредила. Позвонила, если что-то не так – зуб разболелся или что еще. Не позволила бы, чтобы я, старая, со своими больными ногами под дверью музея околачивалась. Я вдруг почувствовала – с ней беда приключилась. И пошла сюда. Захожу во двор, а она… бедная, бедная…

Кассирша начала плакать. Слезы текли по ее лицу, и она не вытирала их.

– Я едва чувств не лишилась со страха, выскочила оттуда. Кругом никого. Магазины здесь все заброшенные, пустырь. И закричала, но… Хоть бы кто-то мимо проехал!

– Машин не было на улице?

– Ни одной, – старуха-кассирша покачала головой. – И батарея у телефона моего села. И тогда я побежала к магазину на перекрестке. Если это, конечно, можно бегом назвать – на моих ногах. И там, в магазине, вот эта девушка…

Она сквозь слезы глянула на Катю.

– Ниночка, – прошептала она с великой нежностью, – кто же это сделал с тобой, хорошая моя?

– Вас сейчас отвезут домой, – Мухина кивнула патрульному, и тот сел за руль. – Спасибо, вы нам очень помогли.

Песня сирен удалялась по безлюдной улице.

Катя не видела никаких зевак. А затем до нее дошло: полицейские перекрыли эту часть перекрестка, отсекли улицу Одиннадцатую Парковую от остального города.

– Кто-то скажет, что это нападение с целью ограбления, – заметила Алла Мухина.