– Это невозможно, – уронила Полякова и плотно сжала землистые губы.
– Вот как? Невозможно из-за Ларисы?
– Отнюдь нет, – скупо ответила она.
– Я ведь не из простого любопытства спрашиваю, Тамара Станиславовна… Это только одна из множества версий, но отвергнутый поклонник мог загореться желанием отомстить…
– Нет. Этот мальчик не мог захотеть ничего подобного.
– Вы не можете знать…
– Могу, – сухо ответила она. И замолчала.
Ада тоже не торопилась с расспросами. Она продолжала сидеть на крайне неудобном низком пуфе и, принужденная смотреть на Полякову снизу вверх, не испытывала тем не менее от этого никакого психологического дискомфорта.
– Вы что-то знаете о судьбе этого молодого человека? Да? Но мы ведем откровенный разговор, и вам нет смысла скрывать что-то, поверьте. Напротив, разгадка преступления, как правило, находится там, где ее меньше всего надеешься отыскать.
– Возможно. Но именно здесь вы ничего не найдете.
– Как знать, как знать…
– Ну, хорошо, – глубоко вздохнула Полякова. – В сущности, все очень просто. Одноклассник моей дочери, Виталий Изотов, покончил с собой через несколько месяцев после выпускного бала. Повесился. У него в кармане нашли письмо, адресованное моей дочери. Он писал о том, что не может без нее жить. Ларочка сильно переживала тогда, очень сильно. Плакала ночами. Но разве она была в чем-нибудь виновата?
– Это… это довольно неожиданно, то, что вы рассказали, – признала Ада, как только пришла в себя. – Такое завершение первой юношеской любви – все-таки довольно редкий случай, и слава богу. Родители, близкие Виталия – они пытались что-то предъявить Ларисе?
– Что они могли, как вы выражаетесь, «предъявить»?
– Ну, знаете, убитые горем родители… Может быть, они обвиняли Лару, угрожали ей?
– Нет. Ничего этого не было.
– Ясно… Тамара Станиславовна, а почему вы отдали дочь в обычную школу, где обучались дети простых родителей? Ведь в вашем кругу принято определять детей в элитные, платные колледжи и лицеи?
– На этом настоял… – она сглотнула, – Глеб.
– Отец?
– Да. Мой муж желал, чтобы его дети мало чем отличались от сверстников. Он говорил, что созданная нами дистанция может потом сослужить Ларе и Валере плохую службу.
– После вашего развода Глеб Владимирович поддерживал отношения с детьми?
– Да, – ответили нам после паузы. – То есть только с Валерой. Лара сказала, что отказывается знать своего отца, – вспыхнула, как порох… Молодость. Я ничего ей не говорила, ждала, когда это пройдет.
– А Валера, значит, отца простил быстрее? Странно. Казалось бы, должно быть наоборот. Ведь это у него… – Ада осеклась.
– Вы хотите сказать, что это у Валеры мой муж отбил… невесту? – бесцветно уточнила Полякова. – Понимаю ваше удивление, но мальчик быстро утешился.
– Как быстро?
– Быстро. Настолько, что почти перестал ночевать дома. У него появился кто-то. И это не тот случай, когда молодой человек от отчаяния кидается к первой попавшейся женщине. Тут серьезное чувство.
– Вы не расспрашивали сына о его избраннице?
– Я никогда ничего не выпытывала у своих детей. Они все мне рассказывали сами. А сейчас… просто время не подошло. Рано или поздно мальчик расскажет.
– Тамара Станиславовна, простите… Лару убили три дня назад. Ее уже похоронили?
– Нет, – она вздрогнула. – Моя девочка до сих пор в морге. Ее там… приводят в порядок.
– То есть? – удивилась Ада.
Тамара Станиславовна вновь поднесла руку к лицу. У нее задергались не только глаз, но и щека:
– Убийца… он изуродовал мою девочку. Он… Когда Лару нашли, у нее в глазу…
– Был осколок красного стекла… – прошептала я, холодея.
Мне показалось, что в этой большой, затемненной и холодной – не от низкой температуры – комнате стало еще темнее. На Ларину фотографию как будто наплыла черная тень. В сумерках глянец снимка тускло блеснул, и я чуть не закричала – на секунду мне померещилось, что я вижу это стекло в глазу у Ларисы…
– Простите меня еще раз, Тамара Станиславовна… Но больше на теле Лары или рядом не нашли ничего?
– Если не считать ее личных вещей – нет.
– А вещи, конечно, были не тронуты?
– Да, все на месте.
Дверные портьеры всколыхнулись – в комнату тихо-тихо, ступая даже не на цыпочках, а на пуантах, вошла Милочка и встала у стены, теребя низ фартучка. Полякова сразу же повернула голову в ее сторону:
– Что, Мила?
– Тамара Станиславовна, вы сказали сообщить вам… Валерий Глебович приехал.
– Где он?
– Поднялся к себе вымыть руки и переодеться. Я передала, что вы его ждете.
– Хорошо, спасибо. Иди.
Милочка исчезла. Посмотрев на меня и Аду так, словно она перестала понимать, что мы делаем в ее доме, Полякова неожиданно поднялась с места – и вдруг стало ясно, что она вовсе не так высока ростом, как казалось.
– У вас ко мне все?
– Если вы торопитесь…
– Вы слышали – приехал мой сын. У нас с ним много дел. Надо подготовить и обсудить… Ларочкино погребение. Оно состоится уже завтра.
– Завтра… Отца вашей дочери тоже будут хоронить завтра.
Тамара Станиславовна нервно крутанула перстень на пальце. У нее опять дернулась щека:
– Зачем вы говорите это? Мне это известно лучше, чем вам. Мой муж и моя дочь будут лежать рядом…