Созвездие Козерога, или Красная метка

Вместе со сплетницами своего двора Людмила охала и удивлялась Симе, решившейся завести третьего ребенка на четвертом десятке лет и без всякой надежды поправить свое материальное положение. Но охи-ахи превратились просто в ураган недоумений, когда через два года Серафима показала соседкам своего второго сына – Митю. А еще через пару лет в семье Чечеткиных появилась Катя. Потом – Маша. Последней – Поля…

– Я говорила: ты что, Симка, на этом… как это? Ксероксе их себе печатаешь? – рассказывала Люся. – Детки все как один получались: вылитая Сима, светленькие, голубоглазые – ангелочки!

– А она что?

– Она хохотала, заливалась прямо! Раньше я Симку никогда такой не видела! Поет, хохочет, по двору только бегом двигалась… Это при том, что после пятых-то родов она поправилась наконец, на женщину стала похожа. На работу идет – напевает что-то, домой скачет – аж светится вся, как кукла фарфоровая! Я спрашиваю: откуда такие перемены, Сима? Ты что, сто рублей по два раза в день находишь? Она говорит – нет, Люся, я больше нашла. Я, говорит, только сейчас поняла, какое это счастье – дети! Как будто, говорит, я до этого спала, а они, говорит, меня разбудили.

Ада прищурила один глаз:

– Допустим… Допустим, она-то это поняла. А муж ее, Михаил этот болезный? Он – понял?

– Ему все равно было… Он и первых-то дочек не видел почти. Правда, я слышала как-то, что он врачу своему жаловался: мол, шумно стало дома, голова у него болит от детского гама. Да на его жалобы уже мало кто внимание обращал – все привыкли. Да и Сима за ним ходила. Она мужа не забывала.

– Да уж, надо полагать, что не забывала, раз он ей каждые два года по ребенку дарил, – заметила Ада, на мой вкус, немного вульгарно. – А что старшие девочки? Не охладели к мелким? Ведь я думаю, что они росли, кавалеры у каждой, а тут приходится няньками быть…

– Что ты, что ты! Никогда у них по этому поводу конфликтов не было. Да и не так уж часто они с малышами нянчились. Сима все больше сама старалась. А потом, Танюша, лет-то сколько прошло? Пять? Или четыре? В общем, замужем она. Младшие девочки уже после рождались, как Таня из дому съехала к мужу. Да и Рита тоже не взаперти жила. Еще и восемнадцати ей не исполнилось, только-только школу кончила, а решила отдельно пожить, квартиру сняла.

– Это мне известно. Скажите-ка лучше, как это мать ей разрешила проституцией заниматься?

Этот вопрос словно саданул Людмилу в лоб так сильно, что она привстала с места, выпучив глаза.

– Ка… как… Какой простит…

– Считайте, что этот факт уже установлен.

– Пс-сстт…

– Говорю же, нам все известно!

Но Людмила сдаваться не желала. Она выпятила грудь, словно заслоняя ею покойную Риту от несправедливых обвинений, и заговорила обиженным речитативом, не давая никому из нас вставить хотя бы слово:

– И что вы такое говорите, господа хорошие, да как же вам не стыдно чернить память о девочке нашей покойной! Да никогда-никогда Риточка такими делами не занималась! Да вся-вся она у нас была, как солнышко, чистая! И нравом в мать свою пошла, девочка была мягкая да улыбчивая! Кавалеров около нее пруд было пруди, а Риточка все любовь свою ждала! Ждала-ждала она любовь свою, да и дождалась!

Люся частила, шмыгала носом и смотрела на нас с такой обидой, с таким полным сознанием своей правоты, что я лично ей почти поверила. Ада же не очень торопилась:

– Нашла любовь? Кого же?

– Этого я не знаю. Но Сима мне говорила, когда в последний раз ко мне забегала, что вот, мол, и вторая ее девочка полюбила, скоро покинет ее, Симу то есть…

– Когда же она вам это сказала?

– Ай, давно, – Люся махнула рукой. – С полгода тому назад, что ли… Перед тем как в санаторий лечь, ей на работе путевку дали, нервы полечить, она ко мне забегала… Вот прямо так напротив, как вы сейчас, сидела она и переживала, на кого детей оставить. Я говорю – Симка, да ты что? Такая возможность тебе отдохнуть, всего-то на десять дней! Да и Таня, и Рита приглядят за детишками, и я забегу, и вообще, они самостоятельные – Артемка уже в четвертый класс пошел, такой рассудительный…

– А Сима что?

– Да ничего Сима. Посидела минуточек десять всего, повздыхала, встала – тяжело так встала – и пошла… Как будто расстроилась. Я ей еще повторила – отдохни ты, Симка, вон, круги у тебя какие под глазами, и лицо…

– Что, лицо?

– Усталое очень, даже как будто припухшее. Она в тот день вообще неважно выглядела. Огорчалась сильно.

– Так-так… А что еще о Ритином кавалере она говорила?

– Ничего. Она так, мельком о нем сказала, упомянула просто.

– Ага…

– Не занималась Рита никакой проституцией, – гнула свое Людмила и в гневе даже дернула себя за волосы. – Выкиньте вы это из головы, господа хорошие! Не такая она была девочка. И не надо было ей это! С ее красотой она и без гадства такого судьбу свою нашла бы… Тем более с ее-то характером уживчивым…

Людмила продолжала выпускать пар, а Ада, уставившись в одну точку поверх ее головы, думала о чем-то своем.