Созвездие Козерога, или Красная метка

Ритуся была первой детской любовью моего сына. То, что девочка отвергла его, было вторым большим горем в его маленькой жизни, но вместе мы пережили и это. Слушая его рассказы об этой девочке, глядя на его восторженное лицо, я завидовал Витальке – потому что сам не умел любить никого… кроме него самого. И мальчик тоже был очень привязан ко мне.

Это было время, когда мы проводили друг с другом бóльшую часть времени. В стране произошли серьезные перемены. Нонна ни с того ни с сего решила, что Провидение дает ей в руки шанс, – и с головой окунулась в малопонятные мне авантюры, результатом которых стало открытие в полуподвальном помещении магазина, торгующего ширпотребом.

Она крайне беспорядочно вела дела, связывалась с подозрительными личностями, входила в долги и, случалось, выпутывалась из них с проворством, которого я лично даже не мог от нее ожидать. Некоторое время дела ее шли в гору, и я со своей скудной помощью оказался бы вышвырнутым за порог, если бы ей было с кем оставить сына.

На наше счастье, Виталика ей было некуда деть, а я проводил с ним время охотно. Какое-то время это устраивало всех.

Но потом настал август 1998 года – «черный вторник», дефолт. Меня он не коснулся: я был небогат, не имел сбережений, и банковский кризис, который разорил сотни тысяч человек, никак на мне не отразился.

На мне – но не на Нонне.

Она ворвалась ко мне, такая же, как тогда, двенадцать лет назад – потная, растрепанная, в мокром от дождя плаще. Губы ее прыгали. Она долго не могла припасть к стакану, чтобы выпить предложенную мной воду.

Я сидел перед ней в кухне (все, как тогда!) и ждал, когда она успокоится.

С третьей попытки ей удалось несколькими судорожными глотками осушить стакан воды. Потом она с минуту вертела его перед собой, не понимая, как он оказался в ее руках. И вдруг со всего размаха запустила стаканом в стену над моей головой:

– Все пропало! Все кончено! Понимаешь ты, чурбан? Все пропало!

– Что у тебя пропало? – спокойно осведомился я.

– Все!!! Я влетела на деньги, вот что! Мне дали три дня сроку, чтобы вернуть долг! А потом поставят «на счетчик»! Мы с Виталиком в опасности, нас могут убить, понятно?!

– Прекрати орать и скажи все толком!

Она долго, бестолково, путаясь, возвращаясь к началу и то и дело перескакивая с одной мысли на другую, рассказала мне о своем несчастье: для расширения бизнеса она одолжилась у крайне непростых людей, и теперь, когда доллар подскочил в несколько раз, вернуть эту сумму Нонна не в состоянии.

– Сколько?

Она назвала цифру – я лишь присвистнул и пожал плечами.

– Таких денег у меня нет. И ты это знаешь.

– Да, – вскинула она подбородок, и глаза ее заискрились презрением. – Откуда бы у тебя взялись деньги? Ты ни на что не способен, ты – раб метлы и лопаты! Господи, как я тебя ненавижу!

– Ну, это понятно.

Ее бесило мое спокойствие – в нем чувствовалось психологическое преимущество. Никогда эта женщина не выносила преимущества над собою.

– Но ты – отец моего ребенка! – завизжала она, покрываясь багровыми пятнами. Руки вцепились в волосы – на кухонный пол посыпались шпильки, и неровные пряди волос упали ей на лоб и на плечи. – Ты погубил мою жизнь! Ты просто обязан спасти нас – меня и нашего сына!

– Что же я могу сделать? Скажи, если знаешь.

И тут она успокоилась. Как-то сразу. Очевидно, предложение, которое через секунду сорвалось с ее губ, было хорошо обдуманным:

– Продай квартиру.

– Что?!

– Ты должен продать квартиру! – сказала она даже как-то просительно. – Свою квартиру! Я знаю, недавно ты ее приватизировал. Это все, что у тебя есть. Продай ее! Я смогу отдать долг, а то, что останется, я снова пущу в дело. Теперь я не попадусь. Теперь я ученая.

– Все? – спросил я, когда она замолчала и уставилась на меня, то и дело нервно проводя кончиком языка по губам.

– Да, – ответила она до странности тихо.

– Так слушай. Ничего я не буду продавать. Это совершенно исключено.

– Боишься? – вскочила она с места.

– Нет.

– Жалко?

– Нет.

– Что же тогда?

Я молчал.

– Говори! Говори, ну! Как есть – разом! А! Я и так знаю! Тебе просто на нас наплевать – вот что!

Она готовилась к новой истерике. Но меня это не впечатляло. Насмотрелся за двенадцать лет.

– Пигмей! – выплюнула она и зарыдала.

Я вздохнул и постарался говорить четко и раздельно, хотя заранее знал, что никакие мои доводы ее не убедят.

– Дорогая моя, эта квартира – единственное, что я могу дать моему сыну. И она достанется ему, только ему, в том виде, что и сейчас. Ни за что на свете я не стану рисковать тем, что по праву принадлежит Витальке. Извини, но твоему способу вести дела я не доверяю. Ты опять спустишь все деньги, и на улице останусь не только я – об этом, как я понимаю, ты думаешь меньше всего, – но и мой сын. Этого не будет.

– Ты не понимаешь! Нас убьют, если я не смогу вернуть…

– Вас не убьют. Ты продашь бизнес, продашь магазин, продашь все – и рассчитаешься.

– Да?! А чем же я буду жить?!

– Пойдешь снова работать. Да хоть и обратно, на сукновальную фабрику.