– Да ты что, Танюш, пошли, конечно, я тебя веничком попарю.
– Лёгкого вам пара.
Женщины ушли на банные процедуры. Я решил сходить в общий зал, чтобы не отрываться от мужского коллектива. Не успел дойти, а уже услышал голос йошкар-олинского деда:
– … Вот и говорю, за французско-русскую дружбу!
Ба! Да тут пир горой. А я собирался звонить в службу заказов насчёт ужина.
– Мужики, я смотрю, вы хорошо сидите!
– Ты не завидуй, а присаживайся, – пригласил дед за стол.
Чего тут только не было: квашеная капуста, различные грибы, сало, картофель в мундире, вяленая рыба, медвежья и лосиная колбаса, солёные огурцы и помидоры, лечо, хреновая закуска, крыжовник в чесноке, консервированные салаты и прочее, и всякое. Выглядело, конечно, богато, но вид портила сервировка, точнее, её отсутствие. Вся эта роскошь терялась в трёхлитровых банках или просто на бумаге.
– Дед, тарелки ведь есть!
– Это мы сейчас организуем, хотелось малость выпить граммов по пятьдесят, а уж по ходу убранством стола заняться.
– Давай займёмся.
– Я помогу, – предложил отец.
В рядом стоящем шкафу было всё необходимое. Мы быстренько начали приводить в порядок продукты питания.
Жиль очень красиво раскладывал нарезку. Расставили и разложили приборы, стало намного красивее и культурнее.
– Шашлык будем сегодня жарить или завтра? – спросил я родственников.
– Тут очень много всего, надо только картошку погреть, – просящим голосом сказал отец.
– Вот же микроволновка.
– Тогда всё.
Вечер удался. Все напарились, подружились. Французы впервые в жизни испытали русский веник. Когда в парилке они заглянули на термометр, долго охали. За банькой перегороженный выход на реку с прорубью. Пока не окунулись, им было непонятно, почему нет бассейна. Обтирались снегом даже женщины.
То Жиль, то мама были переводчиками. Дед Жак и бабушка Мари оказались, хотя и графы, совершенно незанудливыми, а очень общительными весёлыми людьми. Они про всё спрашивали, что им непонятно. Татьяна им рассказала о технике богородского творчества. Оказалось, что Мари увлекается в свободное время геометрической резьбой по дереву, и просила научить её делать объёмные поделки, в том числе, игрушки.
Оба деда не отказывали себе в горячительном. В итоге, нашли общий язык и, сидя в обнимку, пели. Сложно было, конечно, разобраться, о чём.
Бабушки нашли совместные садоводческие и цветоводческие темы. Жаловались на вредителей. Жилю было сложно перевести некоторые слова, например, «медведка», но это не мешало донести главный смысл диалога.
Я любовался Татьяной, она тоже смотрела на меня, мы улыбались друг другу, забывая обо всех окружающих. После бани её очарование только усилилось. Она сидела за столом напротив меня, распаренная, розовощёкая, притягательная, красивая. Я не мог не мечтать поскорее уединиться с ней.
В-общем, все пообщались, рассказали о себе, что хотели, как настоящие родственники. В результате, дед Виталий желал всем бон нуар, а дед Жак спокойной ночи, не забыв выпить несколько раз на посошок. Бабушка Мари записала кучу рецептов консервирования от бабушки Нины с помощью моей мамы. Мне с Татьяной отец рассказывал про африканский быт, про его непростую работу в прошлом, про нищету аборигенов, про нескончаемые революции и перевороты.
Наконец, все угомонились и начали расходиться по номерам.
Придя в номер, Татьяна села в кресло со словами:
– Интересные французы! Ведут себя попросту. Приятные люди. А йошкар-олинские – просто классные!
– Кстати, я наполовину француз.
– Что будем делать, Леон?
– В каком смысле? – переспросил я, приближаясь к ней.
– Как кровать будем делить?
Она была хороша. Домашняя, ненакрашенная после бани, Татьяна выглядела прекрасно, от неё веяло каким-то теплом и уютом. Так захотелось к ней под крылышко. Я подсел на подлокотник её кресла. От следующего моего движения она оказалась у меня в объятьях, сидя на моих коленях. Поцелуй был пылким и нескончаемым, который продолжился тут же в кровати. Я уже целовал её плечи и грудь, всё больше раскрывая банный халат на ней. Мною владела страсть и нежность. Чувствуя взаимность и некоторую дрожь в её теле, не мог остановить в себе желания, мной владела любовь к этому очаровательному созданию. Мы превратились в одно целое, когда нет чужой руки или ноги, всё было родным и желанным, одновременно бились сердца в общем дыхании на двоих. Лишь на секунду она вскрикнула, глянула мне в глаза с некоторым испугом, затем улыбнулась, расставшись с девственностью. Мы были на седьмом небе. Я был счастлив. Во мне жила любовь, неведомая до сих пор. Душу просто распирало в моей груди от счастья.
Утром все это заметили. Мы светились!
Папа сказал маме:
– Похоже, что Леон уговорил Татьяну поехать в Марсель.
– По-моему он её вообще уговорил.
Во время завтрака Таня сидела у меня на коленях, я кормил её с вилки, а она меня, мы чудили и хохотали неуёмно, не обращая внимания ни на кого. Нам не было стыдно. Нашим существованием правила любовь.
– Дело пахнет керосином, – заметил дед Виталий.
– Уи, лямур, – подтвердил дед Жак.
– Сэ трэ бьен! – одобрила бабушка Мари.