Созвездие Овна, или Смерть в сто карат

…Одноглазый появился в кабинете Павла Неунывайко дней через пять после того, как старший патологоанатом был вынужден уволить санитарку Чернобай, опрометчиво выдавшую тело покойной старушки фальшивым родственникам. Не возникало сомнений в том, что это был именно мой Одноглазый – патологоанатом подробно описал мне его внешность, вплоть до сизоватых губ и неопрятно торчавших во все стороны седых прядей. Низко надвинув шляпу на глаза – Павел даже не сразу увидел, что лицо посетителя изуродовано, – он вошел в кабинет, тихо притворив за собой дверь, и остановился прямо у стола, проигнорировав предложение присесть. У него был глуховатый, совсем негромкий голос и немного странная речь: одноглазый растягивал слова и говорил чуть замедленно, так, что складывалось впечатление, будто мужчина слегка заикается.

– Он выразил желание услышать историю о похищении тела этой самой Руфины Нехорошевой. Сказал, что был ее старым знакомцем и очень огорчен, что не смог и теперь уже никогда не сможет проститься с почившей приятельницей. Мне было некогда, и я хотел было отвязаться от этой докуки, но…

Неунывайко на секунду замялся, а потом махнул рукой и честно признался: неизвестный мужчина вынул из кармана плоскую бутылочку очень дорогого виски «Валентайн» и, присовокупив к ней узкую коробку шоколадных конфет, конфузливо придвинул все это по поверхности стола к хозяину кабинета.

– Вот, – Неунывайко пошарил в ящике стола и с грохотом задвинул его обратно – на столе появилась бутылка виски с ромбовидной этикеткой и синяя коробка шоколада с золотой лентой по краю.

– Ну, я и рассказал ему все, что знал, – хмуро произнес Неунывайко. – А не знал я, сама понимаешь, почти ничего. Ведь никто, кроме санитарки, этих «детей», что тело забрали, не видел, следовательно, только она и владела какой-то информацией. Вот и пришлось мне идти в ординаторскую, смотреть журнал с данными персонала, переписывать адрес. Вернулся, продиктовал ему. Еще удивился, как он медленно записывает, переспрашивает, адрес-то всего в два слова: улица Сибиряков-Гвардейцев, дом 18.

– А квартира? – спросила я, быстро черкнув адрес в блокноте.

– Квартиры нет, это собственный дом.

– Ага. И больше он ничего не говорил? Ни о чем не спрашивал?

– Абсолютно. Повернулся и вышел. Надеюсь, это все, и ты сейчас тоже…

– Ладно, я сейчас уйду. Только знаешь что? Если кто-то еще будет интересоваться этой историей, ты мне позвони, ладно?

– Не представляю, зачем мне это нужно? Ну… ладно, обещаю.

Я быстро сгребла в сумку удостоверение, диктофон, ручку и блокнот и попрощалась с собеседником, испытавшим при этом невероятное облегчение.

* * *

Стоило мне снова оказаться в коридоре, как я опять вспомнила об Антошке – где его эльфы носили? На разговор с Неунывайко я потратила немногим больше получаса. За это время можно было раза четыре обежать помещение по периметру и перезнакомиться со всеми посетителями…

– Где ты была? – раздался у моего уха горячий шепот.

– Это ты где был? – подпрыгнула я от обиды. – Ничего себе – защитник! Ушел, оставил девушку одну, и где: в морге!

Вид у него был крайне потерянный: Тошка почесывал носком кроссовки голень другой ноги, крутил в руках очки и прятал от меня взгляд. Даже его патлы, всегда приглаженные и причесанные при любой погоде, сейчас обвисли сосульками, и в целом мой приятель смахивал на мокрого воробья, чудом избежавшего когтистой кошачьей хватки.

– Что случилось-то?

– Да стыдно сказать…

Оказывается, мой горе-поклонник просто заблудился! Сперва он бодро рысил по коридорам, намереваясь быстрехонько отыскать старшего патологоанатома и вернуться за мной, от желания выполнить задачу в максимально сжатые сроки он бойко заглядывал во все двери; но на полпути к нужному кабинету Антошку вдруг захлестнула хлынувшая навстречу говорливая толпа студентов в белых халатах, ведомая маленьким холеричным профессором.

Толпа всосала в себя растерявшегося от гомона Антошку, закрутила, развернула и понесла – сначала вдоль коридора, затем вниз по лестнице, – и в конце концов, когда Антон опомнился и стал выбираться из гурьбы возбужденных, перебивающих друг друга людей, он неожиданно обнаружил себя в каком-то похожем на огромный каменный колодец зале. Стоило ему перевести дух и оглядеться, как он сразу же увидел расставленные вокруг по радиусам каталки с накрытыми телами: простыни на некоторых из них были покрыты багровыми пятнами, и Тошка чуть не поседел от страха. Особенно когда услышал, как чья-то рука закрывает тяжеленную дверь и поворачивает с той стороны ключ. Еще секунда – и до него донеслось только эхо быстро удалявшихся шагов.

– Я столько пережил, – губы у Антохи прыгали, и он напрасно пытался не лязгать зубами, – столько пережил! Кричал, стучал – бесполезно. Там такая акустика – весь звук вверх уходит, а дверь тяжеленная, с двух сторон цинком обитая, никто меня не слышал… Я сидел, как в склепе, чувствовал, как замерзаю – буквально! – и думал уже, что никогда…

– Да ладно тебе, вышел же, слава богу!