Антон отшвырнул мою руку и, ломая ветви, кинулся в глубь малинника – оттуда доносились звуки тяжелой крадущейся поступи; шаги удалялись. Неровная сетка веток скрыла от меня то, что происходило в нескольких шагах, но ненадолго. Раздался сухой треск, и из зарослей снова показался Антошка: заломив пленнику руку, он подпихивал в спину и тащил на свет полноватого мужчину лет пятидесяти, с испитым лицом и густой гривой нечесаных волос.
Мужик затравленно оглядывался по сторонам и протестующе мычал, не совершая тем не менее никаких попыток освободиться, хотя при желании сделал бы это легко: Антон был как минимум в полтора раза его тоньше, да и мускульной силой мой приятель пока еще уступал этому громиле с руками, больше похожими на ковши экскаватора. И все же Николаша абсолютно не сопротивлялся, а может быть, просто не понимал, что происходит. Свободной рукой он сжимал круглую деревянную рукоятку заточки, а весь перед его несвежей тельняшки был вымазан – по ней шли страшным узором широкие красные полосы.
– Вызывай милицию, – хмуро приказал мне Антон.
…А потом была милиция, «Скорая» тоже приехала, хотя уже было поздно. Николашу этого почти сразу увезли. Мы дали показания – рассказали все, что видели… И в морге – тоже.
Надо ли говорить, что все это мы рассказали именно следователю Алексею Бугайцу? Он сидел напротив и два часа подряд, пока шел допрос, скрипел на меня зубами. Я же чинно восседала на жестком табурете и, честно глядя в холодные глаза следователя, всем своим видом демонстрировала предельную лояльность.
– Значит, вы по-прежнему продолжаете утверждать, что не имеете к убийству, случившемуся возле вашей редакции, никакого отношения? – скрежетал Бугаец. – Ну хорошо. А если я задам вам этот вопрос неофициально, что называется, без протокола? По-дружески?
– Я вам так же по-дружески отвечу, что никакого отношения не имею!
– А что тогда означает ваше появление здесь?
– А что, Конституция нашего государства ограничивает свободу передвижения?
Долго, очень долго Бугаец смотрел мне в глаза.
– Так. Ясно. Значит, не хотите разговаривать по-дружески…
Меня разобрала такая досада, что я твердо решила на этот раз не давать этому зануде ни малейшего спуску:
– Ну, отчего же, – так и расцвела я в царственной улыбке, – настоящая дружба – такое редкое явление, а нам так с вами повезло! Да. Дорожить дружбой, искать дружбу, воспевать дружбу, помнить о своих друзьях день, и ночь, и снова день – вот наш прямой долг! Кстати, Алексей Федорович, вы не подарите нам свою фотографию? С надписью…
– Я хочу знать, зачем вы приходили в городской морг – ваше описание нам дал один из сотрудников – и почему вскоре после вашего визита там было обнаружено два мертвых тела. А кроме того, мое любопытство простирается также и до вот этого дома, где проживала санитарка Чернобай, которую тоже нашли убитой, и в протокол об этом происшествии я сейчас собственноручно вписал вашу фамилию! И еще я хочу знать…
– «Хочу все знать!» – мечтательно протянул Антон, который понял меня с полуслова и тоже включился в игру. – Был, кажется, такой киножурнал?
– Да… давно. Так вот, я хочу знать…
– Чего только не хотят знать люди! – заметила я. – Например – можно ли достать языком собственный локоть? Умеют ли слоны прыгать? Как называется обратная сторона коленки?
– Бывают ли левши среди полярных медведей? – подхватил Антон. – Как делают трехцветную зубную пасту? Сколько кусков мыла получится из одного среднего прокурора?
– Да, – вздохнула я, – каждый из нас хочет что-нибудь знать…
– Я не понимаю, почему…
– Понимать! – оживился Антон и подмигнул мне. – Да-да, вы правы: не только знать, но и понимать! Всем нам в жизни не хватает понимания. Почему у кошек не бывает радикулита? Почему погибла Атлантида? Почему кровь у кузнечика белого цвета? Почему Шекспир и Сервантес yмеpли в один день? Человечество желает постичь эти тайны уже много-много лет…
– Вы не даете мне сказать!
– Сказать! – подхватила я. – Как много потеряли люди от того, что некоторые из нас не имели возможности что-то сказать! Троянцы не дали договорить Кассандре, итальянцы не дослушали Джордано Бруно, французы не поверили Нострадамусу! Если бы хотя бы одному из них дали сказать…
– Юлия Андреевна! – совсем несолидно взвизгнул вспотевший Бугаец. – Вы будете отвечать на мои вопросы?!
Я посмотрела на Антона: он еле заметно покачал головой. Дальнейшее издевательство над следователем могло стоить нам пятнадцати суток за мелкое хулиганство. Мы и так позволили себе пошалить, исключительно в расчете на то, что арестовать нас за здорово живешь Бугайцу помешает мой журналистский статус: прокуроры и милиционеры предпочитают лишний раз не связываться с корреспондентами известных газет.
Следователь, не торопясь, поднялся и вышел вон.