– Вы не заметили, потому что это было только начало, – не заметив моего смущения, сказала Неля, не глядя на меня и в очередной раз глубоко затянувшись. – Знаете, как это обычно бывает? Как у всех алкоголиков. Одна бутылка – вроде ничего, но следом идет вторая-третья – и поехало… классический случай. Запой. Нам же приходилось ее неделями из дома не выпускать, удерживать, чтобы не позориться. Запирали. А что толку? Это же не город, а свой дом. Ваня на работу – Алка в окно вылезет, и в магазин. Наберет там бутылок, по всему дому попрячет – и где только тайники находит, вроде и обыскивали дом-то, а ничего не находили.
– А если ей денег не давать?
– В долг возьмет. Ей дадут – здесь все знакомы.
– Предупредить, чтоб не давали…
– Говорю вам, позориться мы не хотели… Вы не думайте, сестра не всегда такая – как находит на нее, просто нельзя ей даже капли выпить – сразу срывается. В другое-то время она человек хороший, добрый. А про Ваню, – добавила Неля после небольшой паузы, – про Ваню вы плохо не думайте. Он действительно Алку очень любит, раз столько времени ее терпит, такую. И еще… ребенка он от нее хочет.
– Ребенка?!
– Да. Девочку.
– Откуда вы-то знаете?
Неля промолчала.
Дожидаться продолжения разговора с Алкой было глупо, Неля ни на какие дополнительные беседы настроена тоже не была, третий час, отведенный мне Тошкой на все следственные действия, подходил к концу – собственно говоря, давно уже следовало уйти. «Какой длинный день», – подумала я, спускаясь с крыльца и перебирая в уме итоги своих сегодняшних новых знакомств.
Ох, черт! Совсем забыла – самое главное! Резко обернувшись, я почти подбежала к Пашке – он удивленно поднял на меня глаза и чуть отступил на шаг, машинально заложив руку с ножиком за спину.
– Слушай, Пашка! Мне твой дядя рассказывал, будто к вам тут странный гость наведывался, одноглазый. Помнишь? Нет? Вспомни, родненький, это очень-очень важно!
– Ну, помню, – недоуменно протянул парнишка. – Приходил как-то… Страшный такой. Алка его испугалась.
– Как это было, расскажи! Когда?!
– Да… Ну, недели через две после того, как бабушка… умерла.
– Ну, ну, ну?!
– Да что ну-то? Он адрес перепутал. Пришел такой, спрашивает не Береговой, а Левобережный – это другой поселок, километрах в сорока отсюда, на том берегу. Алка его увидела – прямо присела от страха, отец спал уже, а я за сараем стоял – интересно было… Ну, она с ним поговорила, ночевать оставила, потому что поздно уже, куда ж ему деваться? А утром он ушел.
– И больше не появлялся?
– А чего ему появляться – говорю вам, он поселки перепутал. Он ниче такой мужик был, тихий, хоть и страшный. Переночевал и ушел.
– Ничего после себя не оставил? – это я спросила безо всякой надежды.
– Чего ему оставлять-то? Дед Мороз он, что ли?
После этого разговора я окончательно попрощалась с Пашкой (Неля уже ушла обратно в дом, и я не стала ее больше беспокоить) и направила свои стопы к месту нашего с Антоном почти что подпольного свидания.
– Ну? – с пристрастием спросил тот, высунувшись из-под «Фольксвагена» – любая свободная минутка тратилась моим приятелем на то, чтобы что-то там такое усовершенствовать в нашей колымаге.
– Нормально, – я с облегчением повалилась на заднее сиденье «Фольксвагена», где можно было откинуться на спинку дивана и наконец расслабиться. Две стопки водки, выпитые мною на абсолютно голодный желудок, оказывали свое действие – меня потянуло в такой сон, что я уже уплывала, уплывала…
– Расскажешь?
– Тошка, давай прибережем до дома, а? – пробормотала я прежде, чем окончательно отключиться. – У тебя-то как?
– Да тоже ничего, – с интригующими нотками в голосе сказал Тошка. Он проворно забрался на водительское место, и мы тронулись…
Когда мы вернулись обратно в Москву, вечер уже готовился плавно перетечь в ночь, настолько успела сгуститься темнота. Улицы были почти пустынны. Закусив губу, Антошка с озабоченным видом вслушивался в работу двигателя: после такой гонки на выживание здоровье нашей автостарушенции могло существенно пошатнуться.
Так и есть! Мотор закашлял-зачихал, под днищем машины что-то стукнуло, отвалилось и задребезжало. «Фольксваген» громко выругался и встал.
И конечно, мы остановились в не только целиком безлюдном, но и полностью не освещенном месте – темноту в этом горе-переулке можно было бы черпать столовым ковшом. Антон вылез из машины и печально обошел ее кругом: она стояла, отвернувшись от нас, гордая и обиженная.
Приятель со вздохом поднял капот и, подсвечивая себе зажигалкой, начал копошиться в прокопченных автомобильных кишочках. Я же, изо всех сил желая быть полезной, решила посмотреть, что же такое отвалилось от днища.
В этой темени совершенно ничего не разглядывалось, но под ногами снова тяжело стукнуло металлом.
– Тошка! Тут отлетело что-то!
– Ну, засунь пока в багажник, я дома разберусь, – пробормотал мой приятель, не отрываясь от своей автохирургии.