Созвездие Стрельца

Тамара не знала, как повела бы себя, если бы в его взгляде проступили вина, отчаяние, горе, растерянность – любое чувство, которое она могла бы считать человеческим. Но в нем было только желание. Не желание даже – вожделение. То и другое было ей в муже знакомо, на то и другое она отвечала ему. Ему – такому, каким он был с нею…

И вот теперь его желание, его всё сметающее вожделение направлено на другую женщину, и оно ничуть не переменилось от того, что та другая – абсолютное ничтожество со своими «пушистенькими Олешками», и поцелуйчиками во все сладкие местечки, и всей своей бесконечной пошлостью, такой же отвратительной, как и подлой.

Он хочет ту девчонку – кто она, кстати? Тамара не смогла этого понять за неделю, сколько ни перебирала варианты, – так же, как всегда хотел ее, свою жену. В этом смысле между ними нет для него разницы. В этом состоит, быть может, сила человеческой природы, но в этом же и ее омерзительность.

– Ты правильно понимаешь, – сказал Олег. – Я от нее оторваться не могу. Не голова этим руководит. Но знаешь… – Он замолчал, потом закончил с каким-то необъяснимым для Тамары исступлением: – Кто сказал, что голова – правильнее? Может, Илонка… Может, то, что у меня с ней, – лучшее, что со мной в жизни случилось!

Вот так, значит. Лучшее, что в жизни случилось.

Тамара не знала, что на это сказать. Правда, Олег и не ждал от нее никаких слов.

– Пойми ты меня, – сказал он, делая к ней шаг. – Я всю жизнь по жесткой схеме живу. Не подумай, не жалею. Но больше не могу. Если сейчас от Илонки откажусь, конец мне. Просто сдохну. Она для меня – как кислородный баллон. Пойми же, Тамар! Кто меня поймет, если не ты?!

Его голос срывался. В глазах действительно стояло страдание. Тамара в растерянности смотрела на него.

«Он не видит себя сейчас со стороны, – подумала она. – Не видит, не слышит. Иначе не предложил бы мне понять, что он не может без любовницы».

От того, что она все это понимала в нем, ей было сейчас ничуть не легче.

– Я тебя все равно люблю, пойми, – сказал Олег. – И ее, и тебя. Обеих.

Это было уже слишком. Никакой разум, никакое сочувствие, никакая привычка не поможет это выслушивать!

«Надо уйти, – подумала Тамара. – Уйти, не слушать все это. Если не уйду сейчас же, сию секунду, то начну выть и биться головой о стенку».

Раньше, в прежней их жизни, она не могла бы сказать, что муж хорошо ее понимает – ее чувства, интересы, стремления. Но что он видит ее насквозь, Тамара знала всегда. А теперь, когда он впал в эту бешеную горячку, его проницательность, наверное, лишь обострилась.

– Не уходи, – сказал он, хотя Тамара еще не двинулась с места. – Ты поймешь. Я тебе объясню.

И взял ее за руку, притянул к себе. Обнял второй рукой за плечи. Прижался губами к ее губам и стал целовать, крепко, так, что ей даже больно стало. Он будто выпить ее хотел – такой это был поцелуй.

Муж никогда не целовал ее так. Она поняла, что именно так он целует эту свою Илонку. Именно так выглядит с ней его вожделение.

Тамара продумала все: как заставит себя разговаривать с ним прежним тоном, как постарается реже видеть его, как будет притворяться ежедневно, ежечасно… Потому что невозможно ломать жизнь из-за того, что мужчину потянуло к свеженькому тельцу. Потому что Марина выросла с чистым, ясным взглядом на людей, и для нее будет ударом, если родители расстанутся, и не так еще отдельна от них ее жизнь. Потому что мама придет в отчаяние, а сердце у нее больное. Потому что сама она не хочет с ним расставаться, в конце концов!..

Все она продумала, но вот это – как она будет ложиться с ним в постель по очереди с Илонкой, – осталось вне круга ее мыслей. И именно это оказалось непреодолимо.

Муж целовал ее ново, безудержно, а она чувствовала, что ее сейчас вырвет. Горло сжалось спазмом, по всему телу судорогой прошло отвращение.

Тамара откинула голову назад, уперлась ладонями Олегу в плечи. Его протез не был особенно заметен, походка у него была потверже, чем у здоровых и молодых. Но отвращение, физическое отвращение придало Тамаре такую силу, что Олег, когда она его оттолкнула, упал на диван, оказавшийся у него за спиной.

Диван скрипнул, ухнул. Как та кровать, на которой разыгрывались страсти с Илонкой.

Тамара отшатнулась, задыхаясь. Вытерла губы ладонью.

– Я не могу, Олег, – сказала она. – Мне не сохранить… Не получится.

И, проговорив все это, сбивчивое, но ему, без сомнений, понятное, она выбежала из комнаты.

Ночь Тамара провела в «Украине». Эта гостиница оказалась ближайшей из тех, чьи названия пришли ей в голову, когда она села в такси. Войдя в номер, успела увидеть из окна сверкающую реку внизу, Москву в огненном ночном сиянии, а потом заснула, будто в обмороке, не только без сновидений, но, казалось, и без жизни.

Ночью ее телефон был выключен, а утром пришло сообщение: «Возвращайся домой. Я ушел».

Что это значит, было непонятно. Ушел на работу или совсем – из ее жизни? Как бы там ни было, Тамара поехала на Краснопрудную. Не в доме же из красного кедра ей теперь жить.