Открыв платяной шкаф, она обнаружила, что Олег ничего с собой не взял. Это не объясняло его планов. На работе у него была одежда на любой случай, от неожиданной командировки до, кажется, Судного дня. Да и купить все что угодно в случае необходимости не составляет труда.
Через три дня ей позвонил растерянный подрядчик и сообщил, что Олег Сергеевич переехал в дом, и непонятно, как в связи с этим вести работы, отделка ведь не закончена. Тамара ответила, что по всем вопросам следует теперь обращаться только к Олегу Сергеевичу, и, положив трубку, перевернула эту страницу своей жизни.
Все дальнейшее – расстроенная Марина, испуганная мама, сердитый папа – прошло по ее сознанию краем. Она собрала все силы для того, чтобы это было так, и это стало так. В конце концов, у дочки целая жизнь впереди, своя жизнь – привыкнет к изменению родительской. Родителям труднее будет воспринять перемену в Тамариной жизни как данность, но тут уж она ничего поделать не может. А с собой – может. Может взять себя в руки и возьмет.
Через неделю она обнаружила, что Олег, как было заведено, положил деньги на ее карту. Он делал это ежемесячно – переводил ей и Марине определенную сумму на обычные расходы, а на непредвиденные давал отдельно. Может, это давно уже и не он, а программа какая-нибудь делает. Что ж, пусть перенастроит программу.
«Он платил мне за то, что я была его женщиной, – подумала Тамара. – Оплачивал услуги, которые женщина предоставляет мужчине. Ну так теперь ему платить мне не за что».
Она понимала, что Олег может воспринять вернувшиеся от нее деньги как чрезмерно эффектный жест. Но ей было необходимо от них отказаться. Следовало разорвать все связи с ним, чтобы перевернуть страницу окончательно, и поскорее. Только после этого она сможет жить. Так что ничего нарочитого, чистый прагматизм.
У Тамары было немало драгоценностей. Олег не умел их выбирать, но часто просил ее, чтобы она купила себе что-нибудь от него в подарок – к Новому году, ко Дню рождения, на память о совместном путешествии или об отдыхе у моря… Только не бижутерию свою любимую, а бриллианты от какого-нибудь известного ювелирного дома или что-то подобное. Она улыбалась, слыша это от него. Но в результате у нее набралось достаточно вещей, которые, каково бы ни было их происхождение, определенно принадлежали теперь ей. Их она намеревалась продать.
После того как она вернула Олегу деньги с карты, он не подавал ей никаких знаков своей жизни. Марина пыталась что-то о нем рассказать, но Тамара попросила ее этого не делать. Знала только, что он поселился в доме из красного кедра с Илонкой. Может, с уже беременной – такие девочки обычно знают, что свои позиции следует закреплять.
Можно было сказать, что год ее жизни прошел как сон пустой; полтора года, вернее. А можно – что она привыкла к своему новому существованию. Случается гораздо худшее с людьми. Один шаг с тротуара – и удар грузовика, и жизнь меняется необратимо или исчезает совсем. А она живет. Да, живет. Хотя и приходится немножечко уговаривать себя, немножечко напоминать себе, что это именно жизнь.
В новогоднюю ночь Марина, которая уехала со студенческой компанией праздновать в Суздаль, позвонила и сказала, что папа в больнице, она выезжает, но непонятно, сколько будет добираться, потому что здесь сильная метель.
– Мама! – воскликнула она. – Поезжай к нему, я тебя прошу!
«Она просит меня как постороннюю. Как дальнюю родственницу, которую неловко отвлекать от праздничного стола, однако приходится за неимением других вариантов».
Но это не так.
Тамара поняла, что это не так, в ту минуту, когда услышала дочкин встревоженный голос.
Марина сказала, что он в ЦКБ. Новогодней ночью дороги были занесены снегом вровень с тротуарами. Тамаре казалось, что до Крылатского ехали бесконечно долго. Такси на территорию не пустили, потребовали оформлять пропуск. Тамара вышла из машины, не глядя ни на кого и никого не слушая, обогнула шлагбаум и пошла, а потом побежала по аллее к корпусу, где находилась травматология. Ветер бил в лицо, широкие снежные змеи вились под ногами.
– Не так все страшно, – сказал дежурный врач. – Сядьте. Воды выпейте. Да успокойтесь же вы! Ну, упал, да. Ударился. Пока не двигается, но это еще не значит, что с головой что-то серьезное. Или с позвоночником. Понаблюдаем. Пьяные часто навзничь падают, – добавил он. – Хоть на протезе, хоть на своих двоих. Себя не помнят, что поделаешь.
Тамара вошла в палату. Олег лежал неподвижно, голова у него была забинтована. Она забыла спросить, как он упал. Лицо не разбито. Как он мог быть пьяным? Никогда не бывал.
Но, подойдя к кровати, она почувствовала именно запах выпивки, притом крепкой и долгой. Что такое запой, Тамара знала с молодости, выросла ведь в богемной среде. Но у ее мужа ни запоев никогда не бывало, ни даже склонности к ним.