– Не сюда попали! – рявкнула я и швырнула трубку.
Но телефон затарахтел вновь:
– Лампудель…
– Здесь такая не проживает.
– Заканчивай придуриваться, – вышел из себя приятель, – жди, сейчас приеду, поговорить надо.
Я засунула трубку в диванные подушки и ринулась к шкафу. Спасибо за предупреждение, мне с тобой болтать не о чем, и искренне надеюсь, что успею удрать до твоего приезда.
Сегодня я доехала до Киевского вокзала вполне быстро и, лихо повернув на стрелку, припарковалась во дворе жилого дома. Дальнейший путь вел к метро, нужно было добраться ни больше ни меньше как до Зябликова, именно там был расположен институт, в который столь удачно пристроился соискателем Виктор Славин.
Профессор Ираклий Лукьянович Глаголев преспокойненько сидел над горой отпечатанных листочков.
– Вы ко мне, душенька? – ласково осведомился старик.
Несмотря на имя, в математике не было ничего грузинского, может, только слегка крупноватый нос выдавал предков с Кавказских гор.
– К вам.
– Садитесь, ангел, и показывайте.
– Что?
– Ну не знаю, что у вас. Реферат?
– Нет.
– Я вам должен зачет?
– Скажите, Виктор Славин ваш аспирант?
– Славин? Ах, Витюша! Нет.
– Как нет? А он говорил всем, что диссертацию у вас пишет.
– Ох, душечка, не аспирант, а соискатель.
Господи, какая разница, важно, что я попала по нужному адресу.
– Не знаете, где его можно отыскать?
– Собственно говоря, а что случилось? – насторожился профессор.
– Я его бывшая жена, мы разъехались, но развод не оформляли, теперь я собралась замуж и не могу нигде найти Витю.
Глаголев вытащил из кармана очки, водрузил их на нос, осмотрел меня с ног до головы, вздохнул и произнес:
– Жену Виктора Славина зовут Зоя Родионовна, она хирург.
– Ну и что? Это я и есть, Зоя.
– Видите ли, душенька, – спокойно, словно растолковывая непонятный новый материал, начал Глаголев, – Зоя Родионовна уже несколько лет лечит меня от заболеваний суставов, и я могу со всей определенностью заявить: вы – не она.
От неожиданности я поперхнулась. Да уж, ситуация глупее не придумаешь. Пришлось вытаскивать из сумочки удостоверение ФСБ и перестраиваться на ходу:
– Служба безопасности, агент Романова.
– Дайте-ка на секундочку, – попросил старичок.
Я протянула бордовую книжечку.
Пусть полюбуется, все на месте: фотография, печать и личная подпись.
Профессор повертел ксиву и, вернув, со вздохом заявил:
– Мой внук похожую купил, только сверху написано: «Удостоверение Терминатора».
У меня просто отвисла челюсть, до сих пор все люди при виде трех горевших золотом букв моментально пугались и вываливали информацию.
– Но как вы догадались?
– Понимаете, дружочек, у меня за плечами в сумме почти десять лет отсидки в советское время за диссидентство. За столь долгий срок я научился определять сотрудников КГБ в лицо. Печать у них на лбу, каинова, мне видна, но это эмоции, а если разбирать логично, вы совершили роковую ошибку.
– Какую?
– Дали в руки постороннему человеку служебное удостоверение, а это строжайше запрещено должностной инструкцией. Ни один сотрудник из этих органов никогда не совершит такого неправильного, даже опрометчивого шага. Так кто вы, голубушка, и зачем понадобился Виктор?
– Я работаю частным детективом, сразу предупреждаю, что никакой лицензии и, соответственно, документов я не имею, разыскиваю убийцу одного человека. След привел к Славину, мне просто надо задать ему пару вопросов.
Ираклий Лукьянович кивнул:
– Ну это больше похоже на правду, только, боюсь, я ничем не помогу. Где живет Виктор, не знаю. У нас заседания кафедры по вторникам, в 16.00. Естественно, сотрудники и аспиранты-очники обязаны присутствовать. На соискателей это требование не распространяется. Они ведь работают в других местах.
Но Виктор приходил регулярно. Он как раз успевал попасть на кафедру после уроков. И вообще, все отмечали его редкостное трудолюбие. Он упорно грыз гранит науки, за первый год сделал работу и представил ее на обсуждение коллектива.
– Что тут необычного?
– Душенька, – улыбнулся профессор, – аспирантура длится три года, и тот же срок дается соискателям. Абсолютное большинство людей семь восьмых срока ничего не делают. А за последние месяцы сляпывают диссертацию.
Витя же невероятно увлеченный человек. Все педагоги им очень довольны. Глаголев даже ходил к ректору и просил выделить на кафедре ставку младшего научного сотрудника, такие кадры на дороге не валяются. Впрочем, Ираклия Лукьяновича привлекала еще интеллигентность и мягкость Славина, даже, если хотите, беззащитность.
– Всем хорош парень, – донеслось из-за большого шкафа, – только соли под хвостом не хватает.
– Лариса Константиновна, – заметил Глаголев, – ну зачем вы так.
– Правду говорю, – произнесла женщина, тяжелым шагом подходя к нам, – отличный юноша, умный, начитанный, подающий надежды, но…
– Но? – переспросила я.
– Вялый, аморфный, абсолютно пластилиновый, гни его в разные стороны, – хмыкнула Лариса Константиновна, – и на девок совсем не глядел, а у нас есть на кого посмотреть. Одна Машенька Шаповалова дорогого стоит! Между прочим, она ему явно симпатизирует. А он… Может, импотент?