Созвездия тел

Когда мы прошли мимо кучки мужчин, стоявших возле магазинчика на углу, их взгляды синхронно вперились в Дейрдре, будто она их загипнотизировала. Они не стали подходить, свистеть или улюлюкать ей вслед, но что-то здесь все равно было не так. Я заметила, как те мужчины глазели на Дейрдре, и это разбудило во мне страх, который я редко испытывала: страх быть девушкой.

Я быстро прогнала эти волнения. Мы свернули за угол, мужчины пропали, и я вернулась в свой привычный мир.

Когда вечером за ужином родители спросили меня, как прошел визит к Джулии, я ответила, что обошлось без откровений. Это не было ложью, равно как не было и чистой правдой. Расспрашивать меня не стали. Отец просто начал раскладывать по тарелкам жаркое, а мама налила себе вина. Будущее их не тревожило.

После ужина я ушла к себе: делать домашнюю работу по геометрии. На улице стемнело, и я нагнула настольную лампу пониже, чтобы подсветить чертеж, над которым работала. Углы, дуги, бесконечность линий. Размеренная логичность геометрии, ее выверенная пошаговая упорядоченность, размечающая решение задачи, была мне по душе.

Мой чертеж был наполовину готов, когда ко мне заявился Майлс. С «Картографией будущего» в руках.

– Можно я на тебя взгляну? – спросил он. – Я узнал кое-что новое на занятиях и хочу попрактиковаться.

Он стоял в дверях, выжидая. За последний год он так вытянулся, что иногда я его не узнавала.

– Ладно, – сказала я. – Но давай побыстрее.

Я смирно сидела, пока Майлс изучал мою руку. Дело привычное. Для брата я была объектом, полигоном для его исследований, его ключом к искусству толкования. Таков был наш самый давний и самый понятный способ взаимодействия.

Пока он работал, я разглядывала комнату, которую недавно перекрасила вместе с отцом. В строительном магазине продавалось много уцененной колорированной краски, которую кто-то вернул – так я и обзавелась стенами бледно-голубого, почти белого цвета. Мы зашпаклевали дырки от гвоздей, выровняли и загрунтовали стены и, наконец, нанесли краску. Когда высох второй слой, я развесила постеры: увеличенную диаграмму из «Картографии будущего», предрекавшую жизнь, полную счастья, панораму с горным пейзажем и портрет женщины, лежащей в окружении цветов и драгоценных камней. В качестве финального штриха я расклеила на потолке крошечные остроконечные звезды, светившиеся в темноте – в случайном порядке, а не в форме каких-либо созвездий. Мне нравилось смотреть на них ночами и знать, что это всего лишь звезды, и не что иное.

Закончив с моей правой рукой, Майлс сел слева от меня.

– Думаю, если бы ты постаралась, – довольно нелюбезно сказал он, – то из тебя могла бы выйти довольно хорошая толковательница.

Я вздохнула. Эта тема была причиной пусть и не острых, но давних разногласий между нами. Майлс хотел, чтобы я изучала толкование вместе с ним, но меня это совершенно не интересовало.

– Это не мое. И ты об этом знаешь, – сказала я. – Кроме того, Джулия не такая, как другие толковательницы. Слышал бы ты, что она наговорила мне про дерево и про то, как наши действия способны менять будущее.

– Мы никак не можем изменить то, что нам суждено. Слегка влиять на непредсказуемые исходы событий – возможно. Воспринимать их чуточку иначе. Вот что она имела в виду.

– Все равно это странный ход мыслей. Она мне нравится, правда, но то, что она говорит, – это какой-то бред. – Я наблюдала за тем, как Майлс сверяется с «Картографией будущего». – А ты сам – ты-то ей доверяешь?

– Доверил бы свою жизнь, – ответил он, не поднимая глаз.

Я не придумала, как ему возразить.

– Долго тебе еще? – вместо этого спросила я. – Мне нужно домашку закончить.

– Недолго. – Он внимательно изучал мой левый локоть. – Все равно твои отметины говорят, что ты отличница.

– Да, но только если я занимаюсь. – Произнося эти слова вслух, я услышала в них эхо того, что Джулия сказала про дерево, про умышленные перемены. Я отдернула руку.

Майлс поднял голову.

– Цени то, что имеешь. Я бы что угодно отдал ради отметин, как у девчонок.

Его слова напомнили мне о том, как я когда-то сидела у отца на коленях и разглядывала родинку у него на шее, дивясь ее бессмысленности. Я чуть с ума не сошла, пытаясь свыкнуться с мыслью, что это просто родинка, и ничего больше, и что родинки на мужчинах не собираются в созвездия, как на женских телах. Что они разбросаны хаотично, в случайном порядке. Что прочесть их невозможно.

– Знаешь, Дейрдре завтра вернется в школу, – добавил он. В его голосе прозвучала отрепетированная непринужденность – вот в чем была истинная причина его появления в моей комнате. В очередной раз он скрыл свой мотив. – Раз уж у вас занятия в одном крыле здания, я подумал, что ты могла бы присмотреть за ней на этой неделе.

– Я же едва ее знаю.

Дейрдре была выпускницей, на год старше меня. Мы не общались.

– Просто присмотри за ней, – сказал Майлс. – Пожалуйста. У нас с ней не совпадают расписания, но ты хотя бы сможешь ее видеть.

Он стал очень серьезен, словно резко повзрослел в тот день. Может, он запал на Дейрдре? Может, подумала я, это всего лишь подростковое увлечение?