space: сто одна история Сюрреализма | 1 Том (СИ)

Сидели в тот злой день за столом клопы и обсуждали, что с переездом в другие галактики людей, стало быть меньше еды, и крови не хватает, что мясо, что было, давно прогнило и является непригодным для употребления. Стиснув зубы, клоп выдавил из пакета последнюю каплю крови на стол и плавным движением лап разделил их на пять частей, среди своих родных. Испив последнюю капельку, клопы вздохнули, затем посмотрели на облака, там на них глядел огромный глаз, из какой-то другой части галактики, не на их земле. Словно он пронзал их планету взглядом чуя присутствие клопов на ней, пытаясь разглядеть, толи, чтобы убить, толи, чтобы вытащить и спасти. Что не говорите, а геноцидом люди не занимались, хоть раньше бывало по глупости, но столько воды с тех пор утекло в космос, океаны пролился на всю галактику, уползла по пространству и попала на иные миры, создала множество новых видов, созданий, растений и бактерий. Что же не чудо это, если чудо настоящее? Столько воды, и сколько в них жизни…

А затем, стоило стать какому-нибудь человеку дятлом, даже и не обидно было, когда жена называла его дятлом, по факту, а жена всегда была скунсом, и всё время воняла. Она пищала и пищала, отпугивала от себя всех, но додуматься о том, что она такая противная, увы, не могла. Да и к чему же ей это нужно то было, она принимала себя такой, какая она была, и вовсе не ела она ни шерсти скунса, ни клыка или хвоста, она ни разу и не видела их, она редко заглядывала в зеркала, боялась тех, кто на неё посмотрит оттуда. Ведь зеркала были… дверью в потайные миры, миры чудес и волшебства, в мир, где обычное не могло называться обычным в мире их. Так, на улицах можно было встретить жирафа в кепочке, и с надписью на боку «автобус экспресс», и тело представляло собой отдельный вагон, с окнами и дверьми, а на крыше сидела бабушка, что закидывала удочку в прохожих, и вытаскивала из них зло. Тут бегали дети с колёсами вместо ног, и насосом вместо рта, глаза представляли из себя две чашки, из которых блестели чай и кофе. На другом конце того же города жил Конь-плотник, и его друг Носорог-кузнец. На вершине гор летали чайные ложки и глубоко и с басом пели песенку трубадуров, а внизу паслось стадо кострюльных блох, что собирали на протяжении дня росу и раздавали среди насекомых. А в норках и страшно говорить, с кем жили лисы и хорьки, шарфы-пятидесятиножки. Кормились те тополиным пухом, а по вечерам слегка сбрасывали пух обратно, чтобы из них овцы-швеи сшили водолазки и свитеры для маленьких деток. А для взрослых шерсть сбрасывало перелётное пальто, размахивая руками, перелетая с влажного на сухую сторону континента. В городе обитали табуретки-парикмахеры, которых вместо закругленных краев ножек были лезвия, а на голове шапочка. Орудовали они ногами ловко, а стригли всегда на лысо. На улицах можно было встретить чайные пакетики вертолёты, что жужжали вокруг уха, а когда ты наливал горячую воду в чашку, они подлетали и пили воду и окрашивали её в чёрные, зелёные и красные цвета. А вместо попрошаек сидели автоматы, угрожали прохожим, и всегда были в плюсе. Затем автоматы вставали и уходили в детские дома, чтобы отдать всё заработанное крохотным, беззащитным деткам, маленьким пистолетикам узи и крохотным мп-7. По переулкам бродили кухонные ножи и орудовали овощами, подрезали им концы на голове и варили суп, угощая голодных. По всей вероятности, на этом чудеса и вовсе только начинаются, ведь за следующей улицей, рядом с магазином смешных воспоминаний, жили ядовитые клоуны, что жалили взглядом, и отбирая боль, плакали, отдавая самое лишь вкусное тем, кто к ним обращался. С ними под руку всегда бегали мартышки с головами буйвола, выглядели они неуклюжо, с виду, казалось, давно мучаются и их нужно убить, только эти мартышки каждый раз изрыгали изо рта конфеты и мармелады, и угощали сладкоежек муравьев и пчёл. Вон, смотри, какой-то муравей сидит за ухом и пьёт с осой и двумя пчёлами сидр из конфет. Облизывает свои лапки от мёда, глянь на него, прячет, наверное боится пчёл, чапалах дадут по лицу! А пчёлы то необычные, три головы у них, три глаза, по одной на каждую, а вместо лап и вовсе иглы только, а жалят встроенным в брюхо — паялкой, а внутри той паялки сироп из изюма. Как только кожа отлипает от мяса, две лапки достают из сумки соль и посыпают рану.