Спао

Сознание быстрохвостой кометой рвануло к тому дню, когда изменился мир. 11 сентября. Ты знала, что это произойдет ещё в 97-м году, писала наивные детские письма в Пентагон по-русски. Могли ли они дойти? Могли ли не дойти? 97-й … ты тогда ещё с трудом читала вероятностные проекции, но уже никогда не ошибалась. Тогда на почте в последний раз в твоей голове всё было нормально – белое на белом, зелёное в приоритете. Письмо с предостережениями нехотя опустилось в ящик – дело сделано, теперь нужно спешить в школу на репетицию праздника «За честь школы». Там ты увидишь его, мальчика из параллельного класса в идеально белых джинсах (это при том, что осенняя распутица забросала все проходы к школе грязью и лужами, словно пыталась не пустить). Купила на деньги для завтраков розовую помаду, накрасила губы. Он заметил, и 20 минут не мог успокоиться от смеха. С тех пор только чёрные губы, только ошибки в мужчинах и суждениях. Бывало – появлялись просветы, кто-то пытался вытащить тебя из вонючего подвала, где курили план ребята, и ты в темноте писала на туалетной бумаге стихи про природу, но ты не хотела, не поддавалась словам праведников. Церковь всегда по сути отвергала тебя – не хотела возиться с думающей субстанцией твоего тела. Церковь осуждала – в этом её роль. Еврейский Бог смотрел с икон так пристально, так глубоко – этот взгляд не возможно было выдержать. Бог прогонял из своего храма чёрную крысу сомнений твоей души. Тебя приласкали нимфы. Нидан научила смотреть на мир, Нинаж отогрела сердце теплом камелий, Спао разъяснила «зачем». Но все знают, что дружбы не бывает – теперь ты не тянешься к ней. 11 сентября погиб Марк – в твоей судьбе не появится этот человек, ваши дети не станут ядерщиками и значит нейтриновая бомба, способная сжать Вселенную до размеров точки в пространстве, не будет изобретена. Что ж, за всё надо платить. На его месте могла быть я. Могла ли? Может, причина в нём и не нужно было себя винить в том, что натворят твои ещё не родившиеся дети. Вдруг проекции, секунду назад отчётливо блестевшие в твоей ладони, затуманились. – Ага, будущее меняется сию секунду – значит, кто-то раздвигает временные двери в настоящем. Это не я. Не ты. Нимфы увидели золотоволосую девушку и поспешили выразить ей свой почтение. Нидан стала на колени, и поцеловала её ступни. Нинаж завороженно следила, как в воздухе остаются следы её ног. Спао поправляла сиреневую накидку. Золотоволосая пристально посмотрела мне в глаза и двинулась дальше, увлекаемая своей свитой.

Камелии пропали. Ты стояла ночью посреди чёрного, вспаханного поля. Куда же делся зелёный картон неба? Взглянула на руки – он осел на ногти. Хотелось оторвать, смыть, но жидкости для снятия лака не было. Прошла десять шагов – полуразбитая бутылка водки, там, кажется, ещё есть что-то на дне. Подбежала, изнемогая от жажды и жадности, начала быстро глотать. Обжигало … и руки, и губы, и щёки – всё было в крови. Полоснуло ножницами солнце. Теперь ты знаешь, какое оно небо – красное.

Орбитное

Подбежала, подлетела, вся такая нежная, как осенний листочек, завороженный звуками ветра. Ты только потом узнала, через много лет, что эти звуки были единственно настоящими в иллюзии осени. Поэтому не стоило винить за то, что поддалась чувствам – не могла не поддаться, ведь это было прихотью всевластной судьбы.

Зачерпнула горстями, заиграла на струнах морозного воздуха, синей шалью набросила на свою радость, нежность на плечи маленьких. Солнце любит тебя! В белых комнатах не осталось сомнений. Ветер прогнал их грозным своим рыком. А гордость все стояла на вокзале и смотрела, как товарными вагонами грузили, и увозили в Сибирь её детей – её интриги. Гордость не могла, не смела плакать. Но ведь женщина же, ведь мать. Гордость не хотела ломаться, не думала, что когда-нибудь её бдительность усыпят винные запахи радости. Расслабилась. И теперь вот, всё ещё плохо соображая с похмелья, стоит на вокзале и, по-моему, задумывается, не рвануть ли следом за ними в ссылку.

А на коленях лежали небесно-голубые снимки. Тебе казалось, что туманы, окутывающие вершины гор, сделаны из такой же бумаги.

Маргариновый запах счастья носился в воздухе, и Нежная пела, Нежная играла на гитаре для Маленьких.