Спарринг-партнеры

– Ты не поверишь, Марвин. Когда мы Брайаном вламывались в чей-нибудь дом, то сперва искали оружие, оружие и драгоценности, что-нибудь ценное, что будет легко унести и еще легче загнать. Потом быстро осматривались. Я всегда брал из холодильника и из морозильника еду. Обычно мы залезали в дома голодными. Было везением найти в морозильнике замороженную пиццу. У нас был маленький ворованный мангал на углях – черт, все, что у нас было, включая обувь, было ворованным. В общем, в полночь мы разогревали замороженную пиццу и смотрели на звезды. – Он встает, бросает взгляд на Марвина, потом надолго зажмуривается. – Счастливые были деньки, Марвин, – говорит он с улыбкой. – Мы с Брайаном, свободные, как птицы, живем, что называется, на подножном корму, ночуем в палатках, нигде не задерживаемся, чтобы нас не сцапали. Представь, Марвин, никто на свете не знал, где мы, и никому не было до нас дела. Полная свобода: прячешься себе в лесу и на всех плюешь. Да, были денечки… Я был еще ребенком.

Марвину нечего сказать. Проходят тягостные минуты, Коди как будто впадает в транс. В коридоре опять грохочет дверь, но к ним никто не подходит. Наконец, Марвин говорит:

– Послушай, Коди, не сочти меня бесчувственным, но пора тебе закругляться с едой. Через несколько минут мы отведем тебя в комнату ожидания.

– Почему я не могу остаться здесь до самого главного момента?

– Не знаю, не я пишу правила.

– Ну да, ну да.

– Ты уж извини.

– Знаешь, Марвин, я тут нагрубил падре. Он еще здесь?

– Да, ждет вместе с начальником тюрьмы.

– Можешь попросить его посидеть со мной в комнате ожидания?

– Конечно, он будет только за.

– Хочешь посмотреть мою казнь? У меня полно билетов.

– Нет, спасибо.

Коди широко улыбается и громко хохочет.

– Окажешь мне услугу, Марвин?

Вот это действительно смешно, даже Марвину становится весело.

– Услуга в отсеке для смертников?

– Ага. Ты сможешь. Простая услуга, но очень важная.

– Ты о чем?

Коди подходит к решетке и тихо говорит:

– Марвин, я четырнадцать лет не видел луну. Хотелось бы увидеть ее еще разок.

– Брось, Коди.

– Нет, ты послушай, Марвин. Меньше чем через час я умру, так кому помешает, если я минутку подышу снаружи свежим воздухом? Кому от этого вред?

– Это не по правилам.

– Ты же сам придумываешь почти все здешние правила, Марвин. Тебе никто не указ. Да и не узнает никто. Идем себе по коридору и выходим через боковую дверь во двор – всего-то дел. Большущая луна, полная, – красота! Первая за лето, там, на востоке.

– Слишком рискованно.

– Да ладно, о чем ты? – смеется Коди. – Что я могу натворить, Марвин? Врезать тебе по башке, перелезть через полдюжины заборов, схватить тысячу пуль, удрать от собак? Дальше-то что, Марвин? Там собралась половина копов всего штата, ждут не дождутся праздника. Страсть как мы любим наши казни! Ну же, Марвин, сделай доброе дело! Я здесь пробыл так долго, что уже почти умер, разве нет?

Марвин неуверенно озирается.

– Пойду спрошу разрешения у начальника.

– Нет! Не трать время на этого дурня. Сам знаешь, он запретит. Просто выпусти меня, никто нас не увидит. Пять минут на все про все, Марвин. Ну, пожалуйста!

– Я не могу.

– Очень даже можешь. Чего ты трусишь?

– Нельзя. Меня уволят.

– Ничего подобного. Никто не узнает.

– Извини, Коди.

– На пять минут!

– Две минуты. И живо назад.

8

Дворик крохотный, в центре столик в виде бетонной плиты, окруженный клочками травы. Площадь дворика – двадцать четыре фута на двадцать, смертники знают это с точностью до дюйма, потому что каждый день вышагивают здесь вдоль заборов. Под острой как бритва колючей проволокой, между бетоном и железной сеткой, протоптана дорожка. Каждому разрешен час прогулки в одиночестве – подышать воздухом, посмотреть вдаль, помечтать, пошаркать по дорожке. Семь-восемь длинных шагов, резкий поворот, еще столько же обратно. В прежние времена двор был просторнее, здесь лежали старые гири, имелось даже баскетбольное кольцо. На прогулку выпускали сразу четверых, и они устраивали жесткие поединки два на два. Потом произошла драка, одному смертнику досталось по голове ган– телей.

Во дворе нет освещения, потому что в темное время суток он всегда пустует. Приземистая постройка с плоской крышей – отсек для смертников, – к которой примыкает двор, тянется на сорок футов в каждую сторону. С краю прилеплена уродливая пристройка – газовая камера, существующая уже не одно десятилетие.

Открывается тяжелая железная дверь, и Коди выходит – без наручников и кандалов. За ним идет безоружный, напряженный Марвин. Вдали по небу скользят лучи прожекторов, слышно, как пролетает вертолет. Близится время убийства, воздух пропитан предвкушением.

Коди замирает по центру двора и смотрит на полную луну, такую большую, что, кажется, до нее можно дотянуться.

– Гляди-ка, ничуть не изменилась, все та же старушка луна.

– Ты ждал чего-то другого? – спрашивает Марвин, привалившись к бетонному столику.

– Она стала малость ближе, как считаешь?

– Сомневаюсь. Как ты узнал про полнолуние?

– Двадцать второе июня – первый день лета. Это называется «земляничная луна».

– Не слыхал.

– Перестань, Марвин. Серьезно?