Спарта. Миф и реальность

Этот обряд, скорее всего, восходит к глубокой древности. Вместо эфоров первоначально могли выступать астеропы, т. е. «наблюдатели за звездами». Эти «звездочеты», возможно, представляли собой древнейшую сакральную коллегию, чьи функции авгуров со временем перешли к эфорам. В качестве параллели стоит вспомнить, что в одном из фрагментов историка Эфора царь Минос назван «девятилетним царем» на том основании, что, согласно критской легенде, он каждый девятый год отправлялся в горы в пещеру Зевса и там получал от бога профетические советы, с помощью которых он управлял Критом (Ephor. ар. Strab. X. 4. 8. р. 476)[17].

Представление о божественном происхождении царской власти было очень сильным сдерживающим фактором против насилия над спартанскими царями. Даже царям, совершившим серьезные преступления, давали, как правило, возможность провести остаток своих дней в изгнании. Обычная картина спартанской действительности — это изгнанник-царь, проводящий многие годы где-нибудь на священной храмовой территории соседних со Спартой государств — Аркадии или Элиды (Thuc. V. 16. 3: Плистоанакт; Xen. Hell. III. 5. 25; Plut. Lys. 30. 1: царь Павсаний; Plut. Agis 16. 6: Леонид II; Plut. Agis 18: Клеомброт II). Поднять руку на царя считалось страшным преступлением, на которое не решались даже чужеземцы (Plut. Agis 21). До самых поздних времен эллинизма сохраняются отголоски былой неприкосновенности царя. Так, тюремная прислуга и наемники не решаются исполнить приговор над Агисом IV (241 г.), а Плутарх пишет о казни царя как о неслыханном святотатстве (Agis 19; 21).

Однако спартанские цари никогда не воспринимались своими согражданами как боги. Они при жизни оставались первыми среди равных, а после смерти (если, конечно, им удавалось избежать обвинения в государственной измене) почитались как герои (Xen. Lac. pol. 15.9). Такое отношение спартанцев к своим царям как верховным жрецам при их жизни и как носителям героического культа после смерти объясняется во многом исключительным консерватизмом спартанского общества, его нежеланием менять что-либо, имеющее отношение к сфере идеологии.

Немалое значение для авторитета царей имел и тот факт, что в глазах благочестивых спартанцев институт царской власти был освящен именем Ликурга. Великий законодатель объявил царей правителями Спарты (наряду с герусией) и приказал воздвигнуть святилище Зевса Силлания и Афины Силлании (Plut. Lyc. 6. 2). Знаменательно, что Большая ретра, древнейший законодательный документ, который провозгласил создание Спарты как полиса, начинается именно с религиозного акта. Зевс и Афина объявляются официальными покровителями нового государства, а царям как их верховным жрецам, по-видимому, надлежало заняться строительством новых культовых сооружений.

Хотя в Спарте не было жрецов-профессионалов как отдельной касты, в источниках сохранились свидетельства, правда весьма немногочисленные, о наличии в Спарте жрецов помимо царей. Обычной для Спарты была практика приглашать к себе представителей известных жреческих родов из других греческих государств (Her. VII. 219: Мегистий из Акарнании, происходивший из знаменитого жреческого рода Мелампа; IX. 33; 35: Тисамен и его потомки, принадлежавшие к жреческому роду Иамидов из Элиды). Эти жрецы, как правило, сопровождали царей в военных походах, а их толкования-рекомендации вызывали полное доверие у спартанских воинов. Так, согласно Геродоту, мантис Мегистий, сопровождавший царя Леонида к Фермопилам, «рассмотрев внутренности жертвенного животного, первым предсказал на заре грядущую гибель» самому царю и его отряду (VII. 219). Леонид не усомнился в истинности этого пророчества. Особенно прославился во время Греко-Персидских войн жрец Тисамен из Элиды, чье присутствие в армии, по мнению древних, помогло спартанцам одержать пять крупных побед (Her. IX. 33–35; Paus. III. 9. 7–8).

Пользовались спартанские цари также услугами профессиональных толкователей и хранителей древних пророчеств, так называемых хресмологов. Например, хресмолог Диопиф, используя свои профессиональные знания, вмешался в спор о престолонаследии, пытаясь помочь сыну царя Агиса II занять трон своего отца (Xen. Hell. III. 3. 3; Plut. Ages. 3. 3). Плутарх говорит о Диопифе как о прославленном и весьма авторитетном в Спарте прорицателе (Lys. 22. 5). Известны случаи, хотя и единичные, участия жрецов в политической жизни страны. Так, прорицателя Тисамена, внука вышеназванного Тисамена, Ксенофонт называет одним из наиболее влиятельных участников заговора Кинадона (398 г.) (Hell. III. 3. 11). Хотя жрецы и прорицатели не представляли собой значительной силы, однако отдельные представители этого сословия могли иметь большое политическое влияние.