Спартак

Хотя знакомство с греческой философией и быстрое распространение учения Эпикура помогло большей части римской молодежи избавиться от нелепой веры в богов и открыло ей глаза на недостойное поведение лицемерных жрецов, все же среди народных масс, людей непросвещенных и темных, преданность богам была еще так сильна, что из тридцати тысяч человек, стоявших вокруг жертвенника в лагере под Фунди, – а это были доблестные солдаты, испытанные в боях, – не нашлось ни одного, который чем-либо нарушил так долго длившийся священный обряд. Только через полтора часа авгуры объявили, что знамения, согласно их наблюдениям над внутренностями животных, благоприятны для римлян: они не увидели ни малейшего пятнышка, которое могло бы быть истолковано как плохое предзнаменование.

Наконец пришла очередь кормления священных кур; должно быть, их долго мучили голодом, потому что, как только им бросили зерно, они тут же стали жадно клевать его под шумные рукоплескания обрадованных солдат, увидевших в хорошем аппетите кур явное предзнаменование высокого покровительства Юпитера, Марса и Квирина, готовых помочь римскому войску.

Эти благоприятные предсказания вселили храбрость в души суеверных римлян; прекратились жалобы и проклятия, укрепилась дисциплина и вера в полководца. Анфидий Орест не преминул воспользоваться этим улучшением настроения у солдат, чтобы осуществить задуманный им план и с наименьшими потерями выйти из тяжелого положения, в которое поставил его Спартак.

На следующий день после кормления священных кур и гадания авгуров, предсказавших по внутренностям жертвенных животных победу римлянам, пять дезертиров из римского лагеря явились к Спартаку. Когда их привели к вождю гладиаторов, все они, каждый на свой лад, рассказали ему одно и то же: претор намеревается тайно выйти из лагеря этой ночью, напасть на гладиаторов, расположившихся близ Формий, разбить их, а затем быстрым маршем двинуться в направлении Кал, чтобы укрыться за стенами Капуи. Дезертиры объясняли свое бегство из римского лагеря тем, что не хотели идти на верную гибель, так как на победу никак нельзя надеяться; они утверждали, что план Ореста не может увенчаться успехом, потому что Спартак, окружив римские легионы, поставил их в безвыходное положение.

Спартак внимательно выслушал дезертиров, задавая им различные вопросы, всматриваясь в их лица своими голубыми глазами, строгими и испытующими. Взгляд Спартака, пронизывающий, словно острый клинок, приводил в смущение дезертиров; они не раз путались в своих ответах Спартаку, противоречили себе. После длительного молчания, во время которого фракиец погрузился в глубокое раздумье, он поднял наконец голову и произнес, как бы рассуждая с самим собой:

– Понимаю… да, так и есть…

Затем, обратившись к одному из контуберналов, который находился у преторской палатки, добавил:

– Флавий, отведи их в палатку и прикажи страже наблюдать за ними.

Контубернал увел дезертиров.

Спартак молча постоял несколько минут, затем позвал начальника легиона Артака, отвел его в сторону и сказал вполголоса:

– Эти дезертиры – шпионы…

– Да ну! – удивленно воскликнул молодой фракиец.

– Они подосланы сюда Анфидием Орестом, чтобы ввести меня в заблуждение.

– Неужели?

– Он хочет, чтобы я поверил в россказни дезертиров, в то время как он сам поступит как раз наоборот.

– А как именно?

– Вот как. Естественнее и логичнее всего не только для Ореста, но и для всякого, оказавшегося в его положении, было бы попытаться прорвать наш фронт со стороны Рима, но никак не со стороны Капуи. Ведь, если он прорвется через фронт наших мечей с неизбежно расстроенным, ослабленным потерями войском и укроется в Капуе, нам будет открыт путь в Латий, по которому мы можем свободно дойти до самых ворот Рима. Он должен двинуться к Риму, чтобы защитить его от нас; Рим – его база, и, если Рим будет у него в тылу, он даже с меньшим войском, чем то, которым он располагает сейчас, будет для нас весьма серьезной угрозой. Поэтому именно с этой стороны он отважится на отчаянную попытку, а не со стороны Формий, как он желал меня убедить через подосланных дезертиров.

– Клянусь Меркурием, ты правильно рассудил!

– Поэтому сегодня вечером мы оставим наш лагерь, так хорошо защищенный лесом, и двинемся по той стороне Аппиевой дороги; там мы расположимся лагерем в наиболее безопасном месте. Благодаря этому маневру мы приблизимся к Криксу, на которого, если я не ошибаюсь, завтра утром римляне направят свои основные силы. Эномай сегодня вечером покинет свой лагерь близ Формий и продвинется поближе к вражескому.

– Таким образом ты еще туже затянешь петлю на шее врага, – воскликнул с искренним восхищением молодой фракиец, которому теперь стал ясен весь план вождя, – и…

– …и, – прервал его Спартак, – по какой бы дороге он ни пошел, я займу такую позицию, которая обеспечит мне победу. Потому что, если претор двинет свои легионы против Эномая, он подойдет ближе к Фунди, а следовательно, и к нам, поэтому мы сможем тут же оказать помощь германским легионам.