Спартак

Первым нарушил молчание Спартак, мягко спросив Красса:

– Скажи, Красс, не кажется ли тебе, что эта война слишком затянулась?

Римлянин замялся, медля с ответом, затем сказал:

– Да, она тянется слишком долго.

– Не кажется ли тебе, что мы могли бы положить ей конец? – снова спросил гладиатор.

Изжелта-серые глаза Красса с тяжелыми веками метнули яркую искру, и сейчас же он спросил:

– Но каким образом?

– Заключив мир.

– Мир? – удивленно переспросил Красс.

– А почему бы и нет?

– Да потому, что… Каким же образом можно было бы заключить этот мир?

– Во имя Геркулеса, таким же точно образом, каким всегда заключают мир воюющие стороны!

– А, – воскликнул Красс с насмешливой улыбкой, – так, как заключают мир с Ганнибалом, с Антиохом, с Митридатом?..

– А почему бы и не так? – с еле заметной иронией спросил фракиец.

– Потому что… потому что… – с оттенком презрения и вместе с тем смущения ответил римский полководец. – Потому что… Да разве вы воюющая сторона?

– У нас собралось много народов, воюющих против римской тирании.

– Вот как! Клянусь Марсом Карателем, – насмешливо воскликнул Красс, заложив левую руку за золотую перевязь, – я всегда считал вас наглой толпой подлых рабов, возмутившихся против своего законного властелина.

– Внесем поправку, – спокойно ответил Спартак. – Подлые, говорите вы? Нет, мы рабы вашего несправедливого и бессмысленного насилия, но мы не подлые… А что касается законности вашего права владеть нами, то лучше не будем об этом говорить.

– Итак, – сказал Красс, – ты хотел бы заключить мир с Римом так же точно, как если бы ты был Ганнибалом или Митридатом? Какие же провинции ты хочешь получить? Какое возмещение ты требуешь за военные издержки?

Глаза Спартака загорелись гневом. Он уже открыл было рот, чтобы должным образом ответить Крассу, но, поднеся левую руку к губам, сдержался. Несколько раз провел он правой рукой по лбу, а затем сказал:

– Я не собирался ни пререкаться с тобой, Красс, ни оскорблять тебя, ни выслушивать твои оскорбления.

– А тебе разве не кажется оскорблением величия народа римского договариваться о заключении мира с рабами и мятежными гладиаторами? Надо родиться на берегах Тибра, чтобы почувствовать весь позор такого предложения! Ты, к своему несчастью, не родился римлянином, хотя заслуживал бы это, Спартак, уверяю тебя, и не можешь полностью понять и оценить всю тяжесть великой обиды, которую ты мне нанес.

– А тебе твоя непомерная гордость, присущая от рождения латинской расе, не позволяет понять всю меру оскорбления, нанесенного не мне, не моим товарищам по оружию, а роду человеческому, великим богам: ведь ты считаешь все народы на земле низшими расами, скорее близкими к животным, чем к людям.

И снова в картинной галерее воцарилось молчание.

После нескольких минут размышления Красс поднял голову и сказал, глядя на Спартака:

– У тебя истощились силы, ты просишь мира, так как больше не можешь сопротивляться. Хорошо, каковы же твои условия?

– У меня шестьдесят тысяч человек, и тебе и Риму известна их храбрость… По всей Италии стонут миллионы рабов, закованных вами в цепи. Все они беспрерывно пополняют и будут пополнять мои легионы. Война длится вот уже три года и, возможно, продлится еще десять лет: она может превратиться в пламя, которое сожжет Рим. Я устал, но не обессилен.

– Ты забываешь, что Помпей идет уже из Самния[161] со своими легионами, победившими Сертория, и что со дня на день в Брундизии ожидают Лукулла с войсками, сражавшимися против Митридата.

– И Лукулл также! – воскликнул Спартак, побледнев при этих словах. – Клянусь богами, великую честь оказывает Рим гладиаторам! Вы вынуждены послать против них все войска римской державы и тем не менее не снисходите до заключения мира с ними!

И после минутного молчания Спартак добавил:

– Если я позабыл о Лукулле, то и ты, в свою очередь, позабыл, что когда Красс, Помпей и Лукулл с тремястами тысяч воинов одержат надо мною верх, то славу за это превосходное предприятие – если победа над гладиаторами может вообще принести славу – придется делить между Лукуллом, Помпеем и Крассом.

Римлянин кусал губы: фракиец поразил его в самое уязвимое место. Овладев собой, Красс спросил:

– Какие же ты предлагаешь условия? Я хочу узнать твои условия.

– Армия наша будет распущена, римский сенат торжественно пообещает пощадить всех моих товарищей по оружию, все они, как те, кто были прежде гладиаторами, так и те, кто гладиаторами не были, будут отправлены отдельными подразделениями во все школы и цирки Италии. Я и те немногие из моих товарищей, которые были до войны рудиариями, а также все офицеры, до центурионов включительно, будут считаться рудиариями.

– Я предпочитаю разделить славу с Лукуллом и Помпеем, чем принимать такие условия!

– А если бы ты пожелал заключить мир, каковы были бы твои условия?

– Ты и сто человек твоих, по твоему выбору, получаете свободу, а остальные должны будут сложить оружие и сдаться на волю победителя, их участь решит сенат.

– На таких… – начал было Спартак.

Но Красс, прервав его, продолжал: