По окончании похода он уехал в Грецию, намереваясь слушать там знаменитых философов и посещать школы самых известных ораторов. Но близ Яссайского залива и Формакуссы, одного из Спорадских островов Архипелага, корабль, на котором плыл Юлий Цезарь со своими слугами, был захвачен пиратами, и все они стали пленниками морских разбойников. Цезарь и здесь проявил не только необычайное мужество, но и врожденную способность повелевать, которая впоследствии дала ему власть над миром. На вопрос Цезаря, какой выкуп требуют за него, пираты назвали большую сумму – двадцать талантов; на это последовал высокомерный ответ: «Я стою дороже, и вам уплатят за меня пятьдесят талантов», и тут же Цезарь добавил, что, лишь только ему возвратят свободу, он отправится в погоню за разбойниками, захватит их и велит распять. Этот смелый ответ, достойный гордых сыновей Рима, свидетельствовал о стойком характере и сознании собственного достоинства. Цезарь не сомневался, что человеку из рода Юлиев поверят на слово и он быстро достанет даже такую значительную сумму. Он отправил своих слуг в Эфес и Самос и другие ближние города, чтобы собрать там пятьдесят талантов; деньги были вскоре присланы ему, и он вручил пиратам выкуп. Но лишь только пленника отпустили на свободу, он снарядил в соседних портах несколько трирем[130]
и отправился в погоню за пиратами, напал на них, разбил, взял в плен и передал претору, с тем чтобы тот их распял. Узнав, что вместо казни претор намерен продать пиратов в рабство, Цезарь самовольно приказал их всех распять, объявив, что за свой поступок он готов отвечать перед сенатом и римским народом.Все это доставило Юлию Цезарю широкую популярность, которая возросла еще больше, когда он открыто и смело выступил против Гнея Корнелия Долабеллы, сторонника Суллы, обвиняя его в преступных действиях при управлении вверенной ему провинцией Македонией. Он поддержал свое обвинение с твердостью и с таким красноречием, что даже красноречивейшему Цицерону с трудом удалось добиться оправдания Долабеллы, использовав огромные богатства своего подзащитного, его влияние и связи.
Цезарь, славившийся как самый изысканный щеголь, как самый ловкий, искусный фехтовальщик и гимнаст, как неизменный победитель на ристалищах в цирке, снискал большую популярность в Риме и пользовался всеобщей симпатией. Поэтому неудивительно, что в начале 680 года, после смерти Аврелия Котты, одного из членов коллегии понтификов, Цезарь был возведен в этот высокий сан.
Таков был человек, который стоял у входа в храм Фавна и смотрел на толпу, двигавшуюся взад и вперед по острову, перед храмами бога медицины и Фавна.
– Привет Гаю Юлию Цезарю, понтифику! – воскликнул, проходя мимо него, Тит Лукреций Кар.
– Приветствую тебя, Кар, – ответил Цезарь, пожимая руку будущему творцу поэмы «О природе вещей».
Вместе с Лукрецием шли, собираясь повеселиться, молодые патриции, и каждый из них обратился к будущему покорителю Галлии с ласковым приветственным словом.
– Честь и хвала божественному Юлию, – сказал, низко кланяясь, мим[131]
Метробий, выйдя из храма Эскулапия в обществе других комедиантов и акробатов.– А, Метробий! – воскликнул с иронической улыбкой Юлий Цезарь. – Ты, я вижу, не теряешь зря времени, не так ли? Не пропускаешь ни одного праздника, ни одного, даже самого ничтожного повода повеселиться.
– Что поделаешь, божественный Юлий!.. Будем наслаждаться жизнью, дарованной нам богами… Ведь Эпикур предупреждает нас…
– Знаю, знаю, – прервал его Цезарь, избавляя актера от труда приводить цитату.
И через минуту, почесав голову мизинцем левой руки, чтобы не испортить прическу, он указательным пальцем правой поманил к себе Метробия.
– Послушай… – произнес он.
Метробий тотчас покинул своих товарищей по искусству и торопливо подошел к Цезарю; один из мимов крикнул ему вдогонку:
– Мы будем ждать тебя в харчевне Эскулапия!
– Сейчас приду, – ответил Метробий и, приблизившись к Цезарю, вкрадчиво, с медоточивой улыбкой произнес: – Очевидно, какой-то бог покровительствует мне сегодня, раз он предоставляет мне случай оказать тебе услугу, божественный Гай, украшение рода Юлиев.
Цезарь улыбнулся своей обычной, чуть презрительной улыбкой и ответил:
– Услуга, о которой я хочу просить тебя, добрейший Метробий, невелика. Ты ведь бываешь в доме Гнея Юлия Норбана?
– Еще бы! – с хвастливой фамильярностью воскликнул Метробий. – Милейший Норбан расположен ко мне… очень расположен… и с давних пор… еще когда был жив мой знаменитый друг, бессмертный Луций Корнелий Сулла…
На лице Цезаря промелькнула еле заметная гримаса отвращения, но он тут же ответил с притворным добродушием:
– Ну, так вот, знаешь ли… – На миг он задумался, а затем сказал: – Приходи ко мне сегодня вечером на ужин, Метробий. На досуге я расскажу тебе, в чем дело.
– Какое счастье!.. Какая честь!.. Как я признателен тебе, о добросердечнейший Юлий!..
– Ну, довольно, довольно благодарностей! Иди, тебя ждут приятели. Вечером увидимся.