Читаем Спартак полностью

Таким образом, Тит Сервилиан в ту же ночь выступил в Ателлу, взял там вторую когорту и во главе тысячи двухсот человек кратчайшим путем пришел к Везувию.

Ночь он провел на склоне горы и с первой зарей стал подниматься к вершине. Когда солнце взошло, он был уже возле лагеря гладиаторов.

Как ни осторожно продвигались римские когорты, выставленный впереди часовой гладиаторов услышал и заметил их на расстоянии выстрела из самострела. Раньше чем они дошли до него, он, подняв тревогу, отбежал к соседнему часовому и таким образом, все часовые очень быстро отступили за насыпь, где находились гладиаторы сторожевой полуманипулы, готовые встретить римских легионеров дождем метательных снарядов.

Пока гладиаторы спешно строились в боевой порядок, трибун Сервилиан, пустившись бегом, первый испустил яростный крик атаки, повторенный постепенно всеми легионерами и слившийся в оглушительное, страшное и наводящее ужас «барра» — крик слона, с которым римские легионы обычно бросались в атаку.

Но едва Сервилиан и передние ряды первой когорты показались перед насыпью неприятеля, как пятьдесят гладиаторов, стоявших позади насыпи, пустили в римлян тучу камней.

— Вперед! Вперед во имя Юпитера Статора! Смелее! Не унывай! — восклицал трибун, выступая отважно вперед. — В один миг мы будем в лагере этих грабителей и изрубим их всех.

Несмотря на ушибы и раны, римляне продолжали бежать к насыпи, достигнув которой, они смогли пустить в дело свое оружие, с силой кидая дротики в тех гладиаторов, которые не были защищены насыпью.

Крики усилились, и схватка начала переходить в ожесточенное кровопролитие.

Спартак, наблюдавший происходящее с высоты скалы, на которой стояло его войско, с проницательностью, достойной Ганнибала или Александра Македонского, сразу понял грубую ошибку, допущенную начальником римлян. Сервилиан повел своих солдат сомкнутым строем сражаться на тропинке, где их фронт не мог быть шире, чем в десять солдат рядом, благодаря чему глубокая и плотная колонна римлян была поставлена под град камней. Спартак понял эту ошибку и немедленно использовал ее так, как это ему позволяла занятая им позиция. Он выдвинул своих солдат вперед, расположил их в два ряда во всю ширину площадки с той стороны, откуда началась атака, и приказал им метать в неприятеля камни изо всех сил и без перерыва.

— Через четверть часа, — воскликнул Спартак, занявший первое место на краю площадки и бросая камни в римлян, — они обратятся в бегство, и мы, следуя по их пятам, мечами искрошим их в куски!

Как он предвидел, так и случилось. Хотя отважный трибун Сервилиан и вместе с ним многие храбрые легионеры достигли насыпи, для соратников, находившихся позади и не имевших возможности пользоваться копьями и мечами, становился невыносимым град камней, усиливавшийся с каждой минутой. Камни разбивали шлемы и латы, наносили ушибы, вызывали кровоподтеки, попадали в голову, оглушали и валили с ног. Очень скоро колонна нападавших стала колебаться, раздвигаться, подаваться назад и расстраиваться. Хотя Сервилиан охрипшим голосом требовал от своих солдат, чтобы они твердо выдерживали этот ураган камней, однако напор рядов, которым особенно доставалось, становился все сильнее и сильнее и вызвал, наконец, общий беспорядок. Началась давка, легионеры стали опрокидывать, топтать друг друга и вскоре обратились в бегство.

Тогда гладиаторы, выскочившие за насыпь, стали преследовать римлян. Эта длинная цепь людей, начинавшаяся от насыпи, из-за которой все время выходили, пылая жаждой мести, гладиаторы, и оканчивавшаяся хвостом колонны римлян, могла показаться наблюдавшему издалека огромной змеей, ползущей и извивающейся по склону горы.

Особенность этого очень короткого сражения, так неожиданно превратившегося для римлян в поражение, состояла в том, что свыше двух тысяч людей, одни — убегавшие, другие — преследующие, не могли сражаться. Римляне даже при желании не могли остановиться, так как бежавших впереди теснили сзади, а они в свою очередь теснили передних; по этой же причине не могли остановиться и гладиаторы. Узость тропинки и крутизна склона давали этому потоку людей невольную быстроту, и, подобно быстро движущейся лавине, он мог остановиться только у подошвы горы.

И действительно, только там, где тропинка переходила в широкую дорогу и где склон горы стал более отлогим, убегавшие могли рассыпаться по соседним полям и ближайшим садам. Только там и гладиаторы могли развернуть свой фронт, рубя и коля легионеров направо и налево.

Сервилиан остановился, последним напряжением охрипшего голоса призывая к себе своих солдат и оказывая гладиаторам упорнее сопротивление Но не много было таких, которые его услышали и, еще меньше таких, которые примкнули к нему и встретили грудью натиск неприятеля. Основная масса легионеров, пришедшая в полное смятение и беспорядок, охваченная паникой, совершенно рассеялась, и каждый думал только о собственном спасении.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза