Спартак

Валентин Лесков СПАРТАК

Спартак, его эпоха и его исследователи

Античная эпоха выдвинула целую плеяду выдающихся личностей, имена которых и по сей день мы произносим с трепетом и восхищением. Солон, Перикл, Александр Великий, Пирр, Ганнибал, Цезарь, Цицерон, Спартак…

Но можно ли поставить в один ряд с выдающимися государственными деятелями и полководцами пусть выдающегося, но вождя восставших рабов? И если уж мы упомянули вождя восставших рабов, то почему опять же Спартак, а не Эвн или Сальвий — вожди первого (138–132 гг. до н. э.) и второго (104–101 гг. до н. э.) восстания рабов в Сицилии, по своим масштабам едва ли уступающим восстанию Спартака? Попробуем ответить на поставленные вопросы.

Эпоха, в которую возникло спартаковское восстание, благодаря исследованиям С. Л. Утченко, Е. М. Штаерман, В. И. Кузищина, достаточно изучена отечественной историографией[1]. Не вдаваясь в подробности развития римского рабовладельческого латифундистского хозяйства, выделим главное: многочисленные войны, которые вела Римская республика во II–I вв. до н. э., привели к невиданному доселе притоку рабов на Апеннинский полуостров. Эксплуатация рабов, этих, по выражению Варрона, «говорящих орудий» («instrumentum vocale»), приобрела столь циничные и бесстыдные формы, что социальный взрыв был вполне предсказуем, ибо никогда еще человеческая личность не ценилась так низко. И в 74 г. до н. э. этот взрыв не заставил себя ждать.

Изучение спартаковского восстания, как и личности его вождя, может оказаться плодотворным, ибо мы располагаем относительно полной источниковой базой. Это событие нашло свое отражение в трудах Плутарха, Аппиана, Саллюстия, Ливия, Орозия, Флора, Евтропия, Фронтина, Веллея Патеркула и др. (См. Plut. Crass. VIII–XI; Арр. Bel.civ. I, 116–120; Sallust. Hist. Ill, fr. 90-106; IV, 20–41; Liv. epit. 95–97; Oros. V 24, 1–8; Flor. II 8, 1–4; Eutrop. VI, 7; Front. I 5, 20; I 5, 21; I 5, 22; I 7, 6; II 5, 34; Veil. Pat. II 30, 5).

В упомянутом перечне авторов Плутарх занимает особое место. С полным основанием можно согласиться с мнением С. И. Протасовой, что характеристика Спартака у Плутарха существенно отличается от всего того, что говорится о нем в других дошедших до нас источниках[2]. Больше того, довольно обширный пассаж о Спартаке в биографии Красса убеждает нас в том, что, будь Спартак не вождем рабов, а государственным деятелем или полководцем, его биография нашла бы достойное место среди персонажей «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха. Примечательно то, что автор, говоря о трех предводителях восстания гладиаторов, упоминает по имени одного Спартака, не называя двух других и в дальнейшем изложении. Этот пропуск нельзя объяснить простым сокращением рассказа Плутархом, ибо его рассказ в остальном подробнее, чем у Аппиана, хотя последний упоминает и Крикса, и Эномая.

Это человек, отличающийся не только отвагой и физической силой, но светлым умом и мягкостью характера, а также «близостью к эллинской культуре». В самом начале книги Валентина Лескова дается обширный монолог Спартака, где гладиатор дает исчерпывающие сведения по истории, географии, культуре, религии, хозяйству своей родной Фракии (см. с. 16–44). Теперь для непосвященного читателя становится ясно, что этот, по словам Плутарха, «близкий к эллинской культуре» человек вполне мог обладать такими энциклопедическими знаниями.

Плутарх для нас интересен в первую очередь тем, что его интересует не все восстание в целом, не его классовая сущность, а сам Спартак как личность: он не обычный раб-варвар, а случайно обращенный в гладиатора свободный человек, не имевший намерения сломить римскую мощь как таковую, а желавший лишь уйти со своими сторонниками на свободу.

В противоположность характеристике Плутарха Аппиан описывает не идеально-гуманного и благородного героя, а борца, с ясным знанием положения вещей, сильного, смелого и последовательного в своих действиях. Именно он убеждал своих сторонников, что лучше рисковать своей жизнью в борьбе за свободу, чем на потеху зрителям в театре (Арр. Bel. civ. I, 116, 539).

Он инициатор и вдохновитель восстания, умелый, прекрасный организатор. Это не атаман разбойничьей шайки, а планомерно и рационально действующий предводитель восставших.

Мягкость характера и великодушие Спартака отмечал и Саллюстий (Sallust. Hist. Ill, 98), о его благородстве говорит Диодор (XXXIX, 21).

Таким образом, уже этот ретроспективный взгляд на античную традицию о Спартаке позволяет нам четко зафиксировать элементы идеализации вождя восставших уже в древности.

Приоритет в изучении рабских восстаний, в том числе восстания Спартака, без всякого сомнения, принадлежит ныне отечественной историографии. Данная тема нашла лишь поверхностное отражение во взглядах западных исследователей. Достаточно отметить, что Анри Валлон, автор капитальной монографии по истории рабства, из 660 страниц текста лишь 4,5 посвящает восстанию Спартака![3]