Спартак: 7 лет строгого режима

Это нас сближало, потому что мой отец тоже был из простых. Он рано потерял родителей, и воспитывал его дядя. Считался отличным сварщиком. Моя мать была старше его на семь лет. Работала конструктором на швейной фабрике. Родила меня поздно, в 32 года. А когда женщины рожают в таком возрасте, они к воспитанию детей подходят очень серьезно. В детстве за мной со стороны родителей был жесткий надзор. Мать контролировала, а отец наказывал, причем больно, но, как правило, по делу.

В семье Гавриловых такого жесткого контроля, похоже, не было, но, как мне показалось, воспитание на самотек тоже не было пущено. По жизни Юра был очень приземленным человеком с удивительным чувством юмора.

С Гавриловым приятно было играть в футбол, потому что он всегда удобно пас отдавал. Откроешься, тут же мяч от него получаешь. Это для него было как закон. Мне вообще иногда казалось, что он не знает, что такое быть жадным в футболе. То есть он был настолько нежадным до мяча, что большее удовольствие получал не от гола, а от классного паса. Аккуратного, на ход.

В этом смысле ему равных не было.

Еще с ним было приятно играть потому, что он никогда ни на кого не орал. Делал все молча, такое было у него удивительное качество. Я на это сразу обратил внимание, когда пришел в московское «Динамо».

Помню, жестко подкатился раз под Мишу Гершковича, и он сразу начал орать на весь Новогорск. Никто, правда, ему не посочувствовал, потому что Гершковича в команде не любили. А знаменитый Виктор Царев, он работал в «Динамо» тренером, мне сказал: «Молодец, правильно, бей его и дальше».

А когда я Гаврилову не нарочно, но сильно засадил, Севидов меня остановил: «Аккуратней, Саш, убьешь человека».

Вообще Гавриле засадить было очень трудно, потому что он играл настолько быстро, что за ним невозможно было успеть. Вроде только получил мяч, а через мгновение уже освободился от него. Но если кто ему по ногам все же попадал, Гаврила молчал.

В «Динамо» я сразу попал в основу. Гаврилов в то время больше за дубль играл, хотя и был старше меня на два года. И из-за этого никак не мог обрести уверенность. Как-то раз в Донецке Севидов его поставил, и он забил решающий гол в ворота «Шахтера». Помню, когда на поле выходили, Гаврилов говорит мне и Александру Маховикову: «Вы мне подсказывайте».

«Юра! Что тебе подсказывать? Ты сам профессор. Ты что, боишься, что ли?»

Точно так же было в Японии в 1978 году, когда Гаврилу впервые в сборную пригласили. Перед выходом на поле он просил нас ему подсказывать. Не было у него той уверенности, которая должна быть у разыгрывающего, чтобы он чувствовал себя лидером.

Все из-за того, что в «Динамо» он большую часть времени находился на второстепенных ролях. Он был левшой, и его больше на фланге использовали. Как Гаврилов мог раскрыть свой талант, если ему, никогда в жизни не делавшему подкаты, приходилось с бегунками в скорости состязаться, бороться, толкаться на фланге?

Но он все равно забивал.

Гаврилов попал в «Динамо», когда там работали Бесков и Адамас Голодец. Поэтому Константин Иванович хорошо знал возможности Юры и лучше Севидова понимал, как его использовать. Но Сан Саныча тоже можно было понять, потому что в центре у него играли Долматов и Максименков.

Куда девать Гаврилова? Только на фланг. Хотя Севидов не хотел его никуда отдавать, и, думаю, видел его потенциал. Но на первом плане был результат, вот и кис Гаврилов в дубле.

«Динамо» было классной командой. При Бескове оно дошло до финала Кубка кубков. Александр Маховиков, Анатолий Кожемякин, Андрей Якубик — это Бесков стал их вводить, пробовал Алексея Петрушина, Евгения Жукова. Уже при Качалине, когда Бескова убрали, появились Юрий Пудышев и Юрий Курненин. На Вадима Павленко возлагали большие надежды. Много было своих воспитанников, и Гаврилов среди них.

• • • • •

Впервые я его увидел в Ереване, где «Динамо» сыграло вничью 2:2 с «Араратом». Вышел длинный, как жираф, тощий, но, правда, хороший гол забил. Вроде неуклюжий, с тягучим бегом, а когда мяч получал, вся неуклюжесть пропадала. Было заметно, что Гаврилов себя неуверенно чувствовал, робел, и над ним посмеивались.

А когда Бесков взял его в 1977 году в «Спартак», где тогда появилось много малоизвестных футболистов, сделал его плеймейкером и так высоко поднял, что и Гаврилы и у всей команды пошла игра.

Я еще на Спартакиаде народов СССР в 1979 году почувствовал, что Юра уже в другом статусе. Ему дали квартиру, затем машину. Бесков увидел, что Гаврилов ездит на тарахтящей и пердящей отцовской «инвалидке» с ручным управлением, и попросил Старостина дать ему «Жигули», чтобы он «Спартак» не позорил. Когда Юру в сборную стали брать, он уже свободно вздохнул.

Удивляло, что в нем не было ни капли зазнайства. Но еще больше меня поражало, что и он мог Бескову возразить. Он с ним разговаривал так, как другие говорить либо не могли, либо боялись. Гаврилов возражал, как правило, с юмором, что Бескова еще больше злило.