Помню, в 1983 году на банкете по случаю окончания сезона Старостин подсел к жене Гаврилова и стал говорить, что Юра должен в быту себя иначе вести, чтобы не возникало претензий у Константина Ивановича. А потом уже самому Гаврилову сказал: «Гаврила! Если ты будешь себя так вести, ерундой заниматься, закончишь под забором. Подумай и о себе, и о своей семье».
А Юра отвечает: «Николай Петрович! Под каким забором? Под кремлевским?»
«Ну, ты болван», — сказал Старостин и засмеялся. Гаврилов умел все перевести в шутку, и на него никто никогда не обижался. Кроме, пожалуй, Бескова.
Со стороны игроков к нему претензий никогда не возникало. Он со всеми дружил. Играл в карты, мог выпить. Надо спеть — споет, станцевать — станцует. И пел, и танцевал он очень хорошо, говорят, отлично играл на гармони, правда, я этого никогда не видел. Пока Гаврилов не был так известен, пока был равным среди равных, на него особого внимания не обращали. А стал известным, сразу появилось много друзей. Уже деньги есть, уже все зовут «давай, Юра», а он отказать никому не может.
Нельзя сказать, что Гаврилов много пил. Но он был настолько компанейским, что если ему предлагали выпить, он никогда не отказывался. Раз, два, три, и пошло-поехало. Но за все время в «Спартаке» ни его, ни кого другого не видел пьяными вдрызг. Может, потому, что сам с ними не пил и не участвовал в их попойках.
Гаврилов мог выпить много пива, и даже когда Бесков категорически запрещал, он после игр позволял себе по нескольку бутылок. Сегодня любой немецкий футболист скажет вам, что это в порядке вещей, а тогда считалось нарушением режима. Правда, когда на юге играли, Гаврила и от хванчкары с киндзмараули не отказывался, винцо попивал. Но вино пьют и французы, и итальянцы. И ничего — и те, и другие чемпионы мира.
Не могу сказать, что Гаврилов так уж сильно нарушал режим или водкой надирался. Но вот что Бескова больше всего возмущало: сколько бы Гаврилов ни выпил, давление у него всегда было нормальным! Уже Константину Ивановичу определенно доложили, где, с кем и сколько Юра выпил, а по давлению не придерешься.
Другой точно не пил, но на мандраже повышенное давление. И что Бесков должен был думать?
С давлением дошло до смешного. Стали доктора подозревать, что он с измерениями химичит. Мол, Бесков говорил, что вот этого надо с давлением прижать. Иногда Бесков обвинял прямо: «Вы пили». Однажды тех, кто отрицал, что пил, повезли в клинику сдавать анализ на алкоголь. На базе это не могли определить. Как алкашей! Стыдоба, но такой случай в «Спартаке» был.
В московском «Динамо» проводили собрания в связи с нарушением режима. Игроки там действительно пили, но они физически были здоровей спартаковцев. В «Спартак» пришел, думал, в этом плане все нормально. Куда там, собрание за собранием! Доходило даже до того, что Бесков заставлял взрослых людей клясться, что они не будут пить и нарушать режим. Дайте слово всей команде! Со стороны это выглядело и смешно, и глупо. Встают уже не мальчики и клянутся перед всеми! Такой известный и солидный клуб, и такой цирк!
В чем еще были претензии к Гаврилову?
В те времена появился Александр Розенбаум, которого Юра сразу полюбил. Но слушал он не только Розенбаума, но и блатняк. Для этого специально — не пожалел денег, купил за границей безотказный магнитофон, чтобы на износ мог работать. Его и роняли, и заливали, а он все равно работал. На Спартакиаде я отбирал у Гаврилова этот магнитофон, брал хорошие кассеты и сам слушал.
А Гаврила поступал так. Вечером в карты наиграется, поставит магнитофон рядом с кроватью и утром, когда всех будили, врубает его на полную катушку. А там Розенбаум и блатняк с матом-перематом. Дверь нашей комнаты находилась напротив фойе, где стояли весы и доктор проводил взвешивание и измерял давление. Всех поднимали, и все бежали к доктору.
Бесков заходит к нам, а Гаврилов лежит, только один глаз приоткрыл: «Ты что, с ума сошел? Ты мне всю команду развратишь! Иди давление мерить». — «А зачем идти, если там очередь?» — и продолжает лежать.
И за это Бесков Гаврилова гонял, и за карты, которые тоже были запрещены. И, конечно, за пиво, которое Юра называл «жидким хлебом».
«Люблю я жидкий хлеб», — говорил.
По игре к нему была только одна претензия: он не всегда стабильно играл. С другой стороны, может, неправильный отдых был причиной, может быть, Бесков имел какую-то дополнительную информацию по нему, но факт, что он пенял ему за нестабильную игру, остается фактом.
Гаврилов мог на «пятерку» сыграть, а мог и на «двойку». Бесков, который всегда смотрел по показателям, очень ценил игроков, не опускавшихся ниже определенного уровня. Я, например, считался одним из наиболее стабильных. У меня был самый высокий средний бал, который высчитывался в зависимости от количества сыгранных матчей и оценок за игру.