Спартак: 7 лет строгого режима

«Спартак» на тот момент имел преимущество перед остальными. Это была ведущая московская команда, выступающая в еврокубках. Игроки понимали, что «Спартак» — это шанс засветиться и получить контракт за границей, где тогда платили гораздо больше.

Александр Тарханов шерстил Среднюю Азию, а Валентин Покровский — Украину. Сколько игроков он оттуда привез! Это была грамотная селекционная работа. Но ее выполнял человек, который работал еще при Бескове.

Романцев просто брал. Я не говорю, что его заслуги в этом нет. Но на тот момент, когда он стал выигрывать, уровень чемпионата сильно упал. Кроме того, Романцев работал по бесковской методике, и видение игры у него было бесковское. Сказалась инерция, да и тренерский штаб у него был, наверное, сильнейшим в России по тем временам.

• • • • •

Дед очень не хотел отпускать меня во Францию. Думал, резину потянет, а потом мне деваться будет некуда, и я останусь в «Спартаке». Но я поставил Деду ультиматум — написал заявление об уходе. Старостин, как опытный бюрократ, положил его под сукно. Я жду — реакции никакой. Обратился к юристам. Они мне объяснили, как надо сделать.

Второе заявление я написал в двух экземплярах: один — в бухгалтерию, второй — Шляпину. Все было уже официально. По закону через две недели я был бы свободен. И Дед тогда понял, что вряд ли меня удержит. Кроме того, совесть у него все же была. Он меня уважал и понимал мою роль в «Спартаке». Обижало его то, что, со своей стороны, он мне предлагал все: стать тренером, капитаном — только не уходить.

Звонил Зое. Все время спрашивал, чего я боюсь, если останусь. Предлагал сказочные условия. Он не верил, что от такого можно отказаться. Но я не мог ему напрямую сказать, что дал обещание Бескову и что с Романцевым он ошибся.

Думаю, если бы у Бескова не было конфронтации со Старостиным, они бы подготовили достойного преемника. Продумали бы стратегию. Бесков передал бы ему свой опыт. Мог бы сам еще какое-то время продержаться в клубе в качестве консультанта, например. Преемник смог бы продолжить линию Бескова и сохранить его наследство.

Федор Сергеевич Новиков говорил Зое, что меня рассматривали в качестве преемника Бескова. Может быть, не в качестве главного тренера, а просто тренера с перспективой возглавить команду. Видимо, Дед в какой-то момент действительно задумался обо мне. Звонил даже в Париж. Хотел, чтобы я вернулся в клуб в любом качестве. Но было поздно.

Приближался мой отъезд во Францию. «Спартак» шел на первом месте. Все было в порядке. Но когда я отказался играть с Тбилиси «договорняк», отношение стало другим — мол, пошел вон, мы и без тебя обойдемся.

Было собрание, я встал, попрощался и уехал. Романцев мне даже «спасибо» не сказал. Он уже оперился, почувствовал уверенность и стал меняться на глазах.

Заехал к Деду в офис МГС «Спартак», что располагался возле метро «Красносельская». Он выглядел обиженным, но машину мне дал, чтобы вещи можно было в аэропорт отвезти.

Говорю: «Николай Петрович! Хочу вас за все поблагодарить». — «Как поедешь?» — «На такси». — «Не надо, машина будет».

Уезжали все равно на двух машинах, потому что ехали с детьми, и вещей было много. Покровский помогал грузить. Билеты сам доставал, в очереди стоял. «Совинтерспорт», через который меня отправляли во Францию, сделал свою работу по контракту, остальное было на мне. Сам французам звонил, чтобы сообщить номер рейса и время прилета.

Прощаясь, Дед сказал: «Мы вчера с Романцевым о тебе говорили и пришли к выводу, что ты незаменим».

Я улыбнулся, говорю: «Незаменимых нет».

А потом, когда Черенков с Родионовым в Париж приехали и я их спросил, как первое место чуть не упустили — на финише опередили «Днепр» всего на два очка, они ответили: «А ты думаешь, легко было центрального защитника найти?»

Хотя, на мой взгляд, Базулев с Морозовым неплохо играли.

Романцев наверняка осознавал, что в обороне прочности не хватает. А если шанс на чемпионство упустить, второй может не представиться. Поэтому и договаривался. Он же не знал, что Союз развалится.

Не знаю, вел ли Романцев конспекты, готовился ли к тренировкам, но все было по Бескову. Правда, разборы он отменил, но измерение давления оставил. Он никому не доверял, потому что знал изнутри, что в команде происходит. Сказал только, чтобы меня больше не проверяли, знал, что режим для меня — святое.

Кое-что Романцев привнес новое. Например, попробовал тренировки на льду по примеру Малафеева в минском «Динамо», который зимой загонял игроков в хоккейную коробку и говорил, что это полезно для отработки координации движений. Но когда у тебя под ногами лед и ты скользишь, это координацию движений не улучшает, зато упасть и убиться можно запросто!

Когда Романцев вывел нас на лед в «Спартаке», я пошел и встал в ворота, чтобы не заниматься идиотизмом. Все закончилось падением Черенкова. Романцев сказал, что тренировка закончилась. Больше мы на лед не выходили.