Примерно в пяти милях к югу от Капуи, на небольшом расстоянии от Аппиевой дороги, гладиаторы, их женщины и рабы, присоединившиеся к ним, собрались на склоне холма в поле зрения одного из огромных усадебных домов, на плантации какого-то Римского джентльмена. Сейчас было уже полдень, и в процессе двух боев и последующем марше на юг, гладиаторы стали маленькой армией. Издали, если бы не чернокожие среди них, они, возможно, бы сошли за отряд Римских солдат. Оружие было разделено между ними, как и солдатские шлемы, доспехи, копья и щиты. Теперь никто не был безоружен, и поскольку они были вооружены и испытаны, сомнительно, чтобы какая-либо сила, близкая Риму, сможет серьезно бросить им вызов. Помимо женщин, но с учетом присоединившихся и полевых рабов, их было двести пятьдесят человек. Каждая из трех основных групп, Галлы, Африканцы и Фракийцы, маршировали отрядом, каждый со своими командирами в качестве номинальных офицеров. Потому что так долго они видели Римский манипул из десяти человек как единое целое, они сформировались в него вполне естественно. Спартак возглавлял их. Это не обсуждалось. Они бы умерли ради него. Oни знали множество легенд о людях, которых коснулись боги. Когда они смотрели на Спартака, эта вера была в их лицах.
Пока они маршировали, он шагал впереди, и Германская девушка, Вариния, шла рядом с ним, обнимая его за талию. Иногда она смотрела на него. Это не было для нее новостью. Давным-давно она вышла замуж за этого человека, который был лучшим и самым храбрым из всех мужчин, и разве она не знала об этом тогда, как она знала это сейчас? Когда их глаза встретились, она улыбнулась ему. Она сражалась с солдатами. Она не знала, был он доволен или нет тем, что она сражалась с солдатами, но он не возражал против ножа, который она несла в руке. Они были равными. Мир был полон старых легенд об амазонках, женщинах выходивших на поле битвы наравне с мужчинами, в стародавние дни, и во времена Спартака, жило еще много легенд о прошлом, где все мужчины и женщины тоже были равными и не было ни хозяина, ни раба и все вещи были общими.
Это давно было подернуто дымкой времени; это был золотой век. Это будет золотой век. Золотой век наступил сейчас, когда солнце клонилось на прекрасную сельскую местность и ожесточившихся на арене людей, людей песка, обнимающих его и Германскую рабыню, полную вопросов. Там, где они собрались, трава была мягкой и зеленой. Желтые цветы покрывали лужайку, как масло, повсюду роились бабочки и пчелы, и воздух был наполнен их песней. Его назвали отцом по Фракийскому обычаю.
— Что мы будем делать сейчас и куда мы пойдем?
Он стоял окруженный ими. Вариния сидела на траве, прижавшись щекой к его ноге. Они расселись в траве вокруг него, длинноногие чернокожие, Галлы с их румяными лицами и голубыми глазами, Фракийцы со своими темные волосами и крепко сбитыми телами.
— Мы племя, — сказал он. — Такова ваша воля?
Они кивнули ему. Племя не содержало рабов, и все люди говорили одинаково, это было не так давно, по крайней мере такие воспоминания сохранила их память.
— Кто будет говорить? — спросил он. — Кто станет вашим вождем? Встань, если ты хочешь вести нас. Теперь мы свободные люди.
Никто не встал. Фракийцы били в щиты рукоятками своих ножей, и этот стук всполошил дроздов, полетевших над лугом. Какие-то люди появились возле усадебного дома, но так далеко, что невозможно было сказать, кем или чем они были. Чернокожие салютовали Спартаку, хлопая в ладоши перед своими лицами. Все они были странно довольны, и в настоящий момент они жили во сне. Вариния продолжала прижиматься щекой к мужской ноге. А Ганник воскликнул:
— Радуйся, гладиатор!
Человек, который умирал, с трудом поднялся. Он вытянулся на траве, его рука рассечена до кости, во всю свою длину, из раны стекала кровь. Он был Галлом, и он не хотел, чтобы его бросили, потому он отведал слишком мало свободы. Его рука была обвязана пропитанной кровью тряпкой, он подошел к Спартаку, который помог ему встать прямо. — Я не боюсь умереть, — сказал он гладиаторам. — Это лучше, чем умереть сражаясь в паре. Но я предпочел бы следовать за этим человеком, чем умереть. Я бы предпочел этого человека и посмотрим, куда он нас ведет. Но если я умру, помните меня не поступайте неправильно. Послушайте его. Фракийцы называют его отцом, и мы как маленькие дети, но он высасывает зло из нас. Во мне нет зла. Я сделал великое дело, и я очищен, и я не боюсь смерти. Я буду спать спокойно. Я хочу спать и после смерти не видеть снов.
Некоторые гладиаторы теперь не скрывали слез. Галл поцеловал Спартака, и Спартак вернул ему поцелуй. — Оставайся со мной, — сказал Спартак, и мужчина опустился на траву рядом с ним и люди, чьи трепещущие руки прикасались к ним, с открытым ртом смотрели на этих гладиаторов, которые так интимно соприкасались со смертью.
— Ты умрешь, но мы будем жить, — сказал ему Спартак. — Мы будем помнить твое имя и кричать его вслух. Мы будем шуметь по всей земле.
— Ты никогда не сдашься? — умоляюще спрашивал Галл.