Спартак<br />(Роман)

— Мы сдались, когда солдаты пошли против нас? Мы сражались с солдатами дважды, и мы победили. Вы знаете, что мы должны сделать сейчас? — спросил он гладиаторов.

Они смотрели на него.

— Мы можем убежать?

— Куда мы убежим? — спросил Крикс. — Везде, то же самое, что и здесь. Везде есть хозяин и раб.

— Мы не убежим, — сказал Спартак, который теперь знал и как если бы он никогда не сомневался. — Мы пойдем с плантации на плантацию, от дома к дому, и куда бы мы ни пошли, мы освободим рабов и присоединим их к нам. Когда они снова пошлют против нас солдат, мы будем сражаться с ними, и боги решат, хотят ли они этот Римский путь или наш путь.

— И оружие? Где мы найдем оружие? — спросил кто-то.

— Мы заберем их у солдат, и мы тоже ими станем. Что такое Рим, если не кровь, пот и раны рабов? Мы ничего не можем сделать?

— Тогда Рим пойдет войной против нас.

— Тогда мы пойдем войной против Рима, — спокойно сказал Спартак. — Мы будем концом Рима, и мы создадим мир, в котором нет рабов и нет хозяев.

Это был сон, но у них было настроение мечтать. Они улетели в небеса, и если бы этот странный Фракиец с черными глазами и сломанным носом сказал им, что он намеревался вести их против самих богов, они бы поверили и последовали за ним в тот же миг.

— Мы не будем бесчестить себя, — сказал им Спартак, тихо, прямо и сосредоточенно, обращаясь к каждому из них лично и непосредственно. — Мы не будем поступать, как Римляне. Мы не будем подчиняться Римскому закону. Мы создадим наш собственный закон.

— В чем наш закон?

— Наш закон прост. Что бы мы ни захватили, это принадлежит всем, и ни один мужчина не должен владеть ничем, кроме оружия и одежды. Пусть будет так, как было в древности.

Фракийцы сказали, — Для всех достаточно богатства.

— Вы правы, по другому я не сделаю, — сказал Спартак.

Так они говорили, и среди них были такие жадные люди, которые мечтали о том, чтобы быть великими господами, как Римляне, и были другие, которые мечтали сделать из Римлян рабов; поэтому они говорили и говорили, но в итоге согласились со сказанным Спартаком.

— И мы не будем брать ни одной женщины, кроме как женой, — сказал Спартак. — И у мужчины не должно быть более одной жены. Правосудие будет равным для них, и если они не смогут жить в мире, они должны расстаться. Но ни один мужчина не может лежать с любой женщиной, Римлянкой или другой, которая не является его законной женой.

Законов у них было немного, и они согласовали свои законы. Затем они взялись за руки и пошел против поместья. Остались только рабы, ибо Римляне бежали в Капую, и рабы присоединились к гладиаторам.

XI

В Капуе, граждане увидели дым первого горящего усадебного дома, и поэтому рабы были мстительными и жестокими. Они бы хотели, чтобы рабы были кроткими и понимающими; в более практическом плане они хотели, чтобы рабы бежали на все более дикие горные высоты, прячась поодиночке или в кучке пещер, живя как животные, пока каждый из них не будет выслежен, как охотятся на животных. Даже когда жители Капуи увидели дым первого горящего дома, они не были чрезмерно встревожены. Следовало ожидать, что гладиаторы выместят свою горечь на том, с чем они столкнулись. Вести быстро летели вдоль Аппиевой дороги, чтобы сообщить Сенату о вспышке в Капуе — и это означало, что через несколько дней ситуация будет под контролем. Урок будет преподан рабам, и тогда они его легко не забудут.

Крупного землевладельца, по имени Марий Акан, предупредили и собрали вместе семьсот рабов, чтобы отконвоировать их в безопасные стены Капуи; но гладиаторы встретили их на дороге, они стояли в мрачной тишине и наблюдали, как его собственные рабы убивали его, его жену и сестру его жены, его дочь и мужа его дочери. Это было беспощадное и внушающее страх дело, но Спартак знал, что он не может этого остановить, и не хотел останавливать. Они пожали только то, что сами посеяли, и сами рабы — носильщики выполняли эту работу, как только увидели, что перед ними не Римские солдаты, но очень даже беглые гладиаторы, слава о которых уже разнеслась повсюду, песня и крик самого ветра. Было уже поздно, но новости прилетели быстрее, чем прошло время. Вместо выступивших в поход нескольких сотен, их стало теперь более тысячи, и, когда они шли на юг, рабы хлынули через холмы и долины, чтобы присоединиться к ним. Полевые рабы, с их рабочими инструментами; бежавшие пастухи, гнали свои стада коз и овец. Когда они подошли к дому, текущая к нему бесформенная масса народа — ведь только гладиаторы все еще сохранили своеобразное военное образование — вести неслись впереди них, и кухонные рабы вышли приветствовать их со своими ножами и дровоколами, а домашние рабы прибежали, чтобы поднести им в дар шелк и виссон. В большинстве случаев, Римляне бежали; там, где надсмотрщики и Римляне вступили в борьбу, были ужасные свидетельства проделанной работы.