Спартак<br />(Роман)

— Всего лишь общее слово, в качестве введения, — начал Красс. — Когда я вмешался, как известно, война длилась уже много лет. Всегда неудобно влезать в проигрышное дело, а когда война рабская, есть драгоценная слава в победе и невыразимый позор в поражении. Цицерон совершенно прав. Пять армий были уничтожены Спартаком, полностью уничтожены. Он кивнул Гракху. — Твои рассуждения соблазнительны, но ты признаешь, что я должен был видеть ситуацию такой, как она была?

— Конечно.

— Я обнаружил, что нет орды рабов. Никогда не было случая, когда бы мы не превзошли их численностью, если нужно сказать всю правду. Это было верно в начале. Это было верно в конце. Если бы Спартак когда-либо имел под своим началом что-нибудь вроде трехсот тысяч человек, которых он должен был возглавить, мы бы не сидели здесь сегодня в это приятное утро в самом красивом загородном доме Италии. Спартак захватил бы Рим и мир тоже. Другие могут сомневаться в этом. Но я достаточно сражался со Спартаком, чтобы не усомниться в этом. Я знаю. Вся правда состоит в том, что масса рабов Италии не присоединилась к Спартаку. Как вы думаете, если бы они были отлиты из такого металла, мы бы сидели здесь вот так на плантации, где рабы превосходят нас в соотношении сто к одному? Конечно, многие присоединились к нему, но он никогда не возглавлял более четырех — пяти тысяч бойцов — и это было только на пике его могущества. У него никогда не было кавалерии, как, например, у Ганнибала, все же он приблизился к тому, чтобы поставить Рим на колени ближе, чем когда-либо Ганнибал, — настолько могущественный Рим, что он смог разгромить Ганнибала в одной кампании. Нет, только лучшие, самые дикие, самые отчаянные, присоединялись к Спартаку.

Мне нужно было выяснить все самому. Мне стало стыдно за Рим, когда я обнаружил, какое состояние паники и иллюзии создали эти рабы. Я хотел правды. Я хотел точно знать, с кем я воевал, что это за человек, какова его армия. Я хотел знать, почему лучшие войска в мире, которые сражались и разбили всех, от Германцев до Испанцев и Евреев, побросали свои щиты и бежали при виде этих рабов. Тогда я устроил свой лагерь в Цизальпинской Галлии, расположившийся лагерем Спартак, подумал бы дважды, прежде чем нападать, и начал разбираться. У меня мало добродетелей, но одна из них — основательность, и я опросил сотни людей и прочел тысячи документов. Среди них был Батиат, ланиста. Среди них была вереница солдат и офицеров, сражавшихся против Спартака. И эта история была рассказана мне одним из них. И я в это верю.

— Если история такая же длинная, как введение, — заметил Антоний Гай, — мы пообедаем здесь. Рабы уже несли Египетскую дыню, виноград и легкое утреннее вино. На террасе было прохладно и восхитительно, и даже те, кто планировал продолжить свое путешествие в этот день, не спешили уезжать.

— Дольше. Но знающего слушают…

— Продолжай, — грубо сказал Гракх.

— Я намерен. Эта история для Юлии, с вашего позволения, Юлия.

Она кивнула, и Гракх подумал, — Его не заподозрить его в проницательности. К чему, черт возьми, он ведет.

— Это произошло по случаю второго разгрома Римской армии Спартаком. В первый раз, случай с Городскими Когортами, я думаю, мой друг Гракх помнит слишком хорошо — как и все мы, конечно, — сказал Красс, со злобной ноткой в голосе. После этого Сенат послал Публия против него. Полный легион и очень хороший, я полагаю. Это был Третий, не так ли, Гракх?

— Основательность — это ваша добродетель, а не моя.

— Я думаю, что я прав. И если я не ошибаюсь, какая-то городская кавалерия отправилась с легионом — всего около семи тысяч человек. Юлия, — сказал он, — пожалуйста, верь, что нет ничего особенно загадочного в войне. Требуется больше мозгов, чтобы зарабатывать деньги или ткать кусок льняной ткани, чем бывает у тех, кто является хорошим генералом. Большинство людей, чье дело — война, не очень умны — по понятным причинам. Спартак был достаточно умен. Он понимал несколько простых правил ведения войны и он понимал силу и слабости Римского оружия. Понимал как мало кто когда-либо. Ганнибал понимал, но из других мало кто. Наш уважаемый современник, Помпей, боюсь нет.

— И мы должны услышать эти возвышенные секреты? — спросил Цицерон.

— Они не возвышенны и не вот-то секреты, я повторяю их для Юлии. Они кажутся чем-то, чему невозможно научить человека. Первое правило, это никогда не раскалывать свои силы, если это не нужно для выживания. Второе правило, это нападать, если вы собираетесь сражаться, и если вы не собираетесь атаковать, избегать боя. Третье правило, это выбрать время и место сражения и никогда не предоставлять этот выбор противнику. Четвертое правило, это избегать окружения любой ценой. И последнее правило, это атаковать и уничтожать врага там, где он слабейший.

— Этот вид азбуки, — прокомментировал Цицерон, — можно найти в любом военном руководстве, Красс. Это недостаточно глубоко, если можно так выразиться. Все слишком просто.

— Возможно. Но ничему такому простому не нужна глубина, — уверяю вас.