Спартак<br />(Роман)

— И не всегда это будет хорошо получаться, — подумала Елена.

Гракх проснулся и моргнул. — Я спал? Для него было характерно, что он обратился к Юлии. — Дорогая моя, прошу прощения, я грезил.

— О чем-то хорошем?

— О старых вещах. Я не думаю, что человек благословлен памятью. Проклят ею. У меня слишком много воспоминаний.

— Не более, чем у любого человека, — предположил Красс. — У всех нас есть наши воспоминания, одинаково неприятные.

— А приятные никогда? — спросила Клавдия.

— Моя память о тебе, моя дорогая, — пробормотал Гракх, — будет как солнечный свет до дня моей смерти. Позвольте старику сказать это.

— Она тоже позволит молодому человеку, — засмеялся Антоний Гай. — Красс рассказывал нам, пока вы спали…

— Мы должны говорить только о Спартаке? — воскликнула Юлия. — Ни о чем, кроме политики и войны? Я ненавижу этот разговор…

— Юлия, — прервал ее Антоний.

Она замолчала, торопливо сглотнула, а затем посмотрела на него. Он говорил с ней так же, как с трудным ребенком.

— Юлия, Красс — наш гость. Компании доставляет удовольствие слушать, как он рассказывает нам то, что мы не смогли бы узнать никоим образом. Думаю, Юлия, тебе тоже было бы полезно послушать.

Ее губы сжались, глаза стали красными и водянистыми. Она склонила голову, но Красс милостиво извинился.

— Мне скучно так же, как и тебе, Юлия, моя дорогая. Прости меня.

— Думаю, Юлия хотела бы послушать, не так ли, Юлия? — сказал Антоний Гай. — Не так ли, Юлия?

— Да, — прошептала она. — Пожалуйста, продолжай, Красс.

— Нет-нет, совсем нет…

— Я была глупой и плохо себя вела, — сказала Юлия, словно повторяя урок. — Пожалуйста, продолжай.

Гракх вмешался в то, что обернулось чрезвычайно неприятной ситуацией. Он переключил внимание от Юлии на Красса, сказав, — Я уверен, что смогу догадаться, о тезисах генерала. Он говорил вам, что рабы побеждали, потому что они не уважали человеческую жизнь. Их орды нахлынули и захлестнули нас. Я прав, Красс?

— Ты вряд ли мог ошибиться больше, — рассмеялась Елена.

Гракх позволил себе быть мишенью и был даже терпим к Цицерону, когда молодой человек сказал: — Я всегда подозревал, Гракх, что любой, чьи рассуждения были так же хороши, как твои, вынуждал в это поверить.

— Некоторые из них, — терпеливо признался Гракх. — Рим велик, потому что Рим существует. Спартак презрен, потому что Спартак — не больше, чем знак наказания. Это фактор, который нужно учитывать. Разве ты не согласен, Красс?

Генерал кивнул. — Тем не менее, — сказал Цицерон, — было пять великих сражений, которые выиграл Спартак. Не те сражения, в которых он заставил легионы отступить, даже не те, где он обратил их в бегство. Я имею в виду те пять раз, когда он разбил Консульские Армии, уничтожил их, стер их с лица земли и захватил их вооружение. Красс подчеркивал, что Спартак был не столько блестящим мастером тактики, удачливым или неудачливым, — так вы смотрите на него — сколько вождем определенной группы людей. Непобедимым, потому что они не могли позволить себе роскошь поражения. Разве это не то, что вы подчеркивали, Красс?

— В какой-то степени, — признался генерал. Он улыбнулся Юлии. — Позвольте мне проиллюстрировать рассказом, который понравится вам больше, Юлия. Война, политика и кое-что о Варинии. Знаешь, это была женщина Спартака.

— Я знаю, — мягко ответила Юлия. Она с облегчением и благодарностью посмотрела на Гракха. — Я знаю, — сказал себе Гракх. — Я знаю, моя дорогая Юлия. Мы оба немного жалкие и немного смешные, главное отличие в том, что я мужчина, а ты женщина. Ты не смогла стать помпезной. Но по сути, мы одинаковые, с той же пустой трагедией в нашей жизни. Мы оба влюблены в призраков, потому что мы никогда не знали, как любить или быть любимыми по-человечески.

— Я всегда думала, — сказала Клавдия, довольно неожиданно, — что кто-то придумал ее.

— Почему, моя дорогая?

— Таких женщин не бывает, — категорично заявила Клавдия.

— Нет? Ну, может быть. Трудно сказать, что правда, а что — нет. Я читал кое-что о войне и воевал сам, и то, что я читал, было очень мало связано с реальностью. Вот так вот. Я не поручусь, что это правда, но у меня есть все основания поверить в это. Да, я думаю, я этому верю. В его голосе была странная нота и, глядя на него, Елена вдруг поняла, какой он красивый. Сидя там на террасе в свете утреннего солнца, его прекрасное, сильное лицо напоминало легендарное прошлое молодой республики. Но по какой-то причине мысль не понравилась, и она искоса посмотрела на брата. Гай не отрываясь смотрел на генерала в каком-то восторженном поклонении. Другие этого не заметили. Красс привлекал внимание; его низкий, искренний голос захватил их и удерживал, даже Цицерон, посмотрел на него с новой осознанностью. И Гракх снова заметил то, что он заметил ранее, каким образом Красс мог вызывать страсть, не будучи сам охвачен страстью.