Спартак. Бунт непокорных

Вариний до сих пор чувствовал, как ноет левое бедро. Его спасла грязь. Вариний погрузился в нее, полз, пытаясь выбраться из-под трупа коня, хватаясь за трупы ликторов и солдат, чтобы подтянуться еще на несколько шагов. Наконец он достиг берега и смог бежать с несколькими людьми, уцелевшими от его армии. Они укрылись в крепости Кум.

Но затем пришли крысы, стали кидаться на стены, пытались высадить ворота. Пришлось отражать их лавиной камней и стрел, даже не успев очиститься, отскрести кровавую грязь.

Вариний открыл глаза.

Огромный зал кальдария,[7] находившийся в центре терм, был наполнен горячим мутным паром, в котором едва можно было различить фигуры рабов.

Вариний услышал звук шагов по мраморным плитам. С каждой минутой он напрягался все сильнее и втягивал голову в плечи, будто стараясь защитить горло. Его пальцы отбивали на стенках бассейна нервную дробь. Затем его руки соскользнули с мокрого камня и стали метаться в поисках оружия. Он вспомнил, что бросил его там, где раздевался.

Он был голым, как трупы Фурия и Коссиния.

Его спина скользнула по мраморной стене бассейна. Он пытался с головой скрыться в воде, спрятаться от приближавшихся рабов. Возможно, они мечтают зарезать его. Его рабы уже не были покорными животными. Они больше не опускали глаз, когда им угрожали поркой или казнью. На их лицах появлялось странное выражение, и все их существо дышало ненавистью.

Посыльный от Сената сообщил Варинию, что, по словам Кальвиция Сабиния, трибуна VII легиона, и центуриона Номия Кастрика, вдоль всей дороги от Рима до Кум бродят толпы рабов. Они грабили поместья, убивали хозяев, насиловали женщин и вспарывали им животы. Ни один патриций не мог чувствовать себя в безопасности, все нанимали воинов, чтобы защищаться от собственных рабов.

Сенат требовал, чтобы с этим оскорбительным для республики восстанием было, наконец, покончено.

И главное — Риму необходим урожай из Кампании и Лукании. Римский плебс нужно обеспечить хлебом, иначе разразится гражданская война.

Трибун Кальвиций Сабиний долго расспрашивал Вариния. Казалось, он даже не замечал, что претор покрыт грязью и кровью, что он хромает, его левая нога, возможно, сломана, болит весь бок от плеча до бедра и унижение, которое ему пришлось пережить, еще слишком живо в его памяти, чтобы он мог бесстрастно отвечать на вопросы посланника Сената.

— Говорят, — воскликнул Вариний, — что это ты во Фракии оставил в живых Спартака, который разоряет теперь Италию. Ты его знаешь! Мне сказали, что ты держал его в клетке, а потом отпустил! И тысячи, десятки тысяч рабов, беглых гладиаторов и наших солдат присоединились к нему. С ним теперь и оружейник гладиаторской школы Капуи, и греческий ритор Посидион, которого ты тоже знаешь, Спартак очень ловок и прекрасно владеет искусством войны. Возможно, этому его научил Посидион. Я сам видел трупы наших солдат, тысячи обнаженных тел!

Вариний рассказал, как попал в ловушку, расставленную Спартаком. Фракиец ушел, оставив лагерь, который был всего лишь приманкой, а затем атаковал его армию с флангов и тыла.

— Мне нужны легионы, много легионов! — твердо сказал Вариний. — Если я их не получу, он захватит города. Мятежники пришли в Кумы и ревели под нашими стенами. Почему они до сих пор не напали на Рим? Для этого нужно только, чтобы десятки тысяч рабов, которые спят в наших домах, взбесились, как голодные крысы.

Прихрамывая, Вариний удалился. Каждый шаг причинял ему боль. Сухая грязь стягивала кожу. Вонь, исходившая от туники, была унизительна.

Он вошел в термы, приказав всем освободить помещение. Он хотел остаться один. Он прогнал рабов, надушенных, с гладкой кожей, одетых во все белое. Рабы шли ему навстречу с вызовом в глазах, возможно, сжимая за спиной кинжал.

Вариний погрузился в воду. Его мышцы расслабились, и он впервые за многие дни почувствовал, что ему хорошо.

Это длилось недолго. Внезапно мучительный жар охватил его. Сквозь пар он различил силуэты приближавшихся рабов. Они несли полотенца и корзины, наполненные флаконами с благоухающим маслом, губками и пемзой. Но на дне корзин, возможно, были спрятаны мечи, чтобы зарезать его.

35

Спартак стоял на краю скалы, возвышающейся над долиной Кампании и виноградниками Лукании.

Фракиец смотрел прямо перед собой.

После дождливых дней небо очистилось, и солнце было ярким и свежим как только что разгоревшийся костер.

Городские стены появлялись из тумана, из сероватой дымки, которая стлалась по земле, нависая над долинами Силара и Вольтурно, пока морской бриз не начал рвать ее на лоскуты.

Среди деревьев, на склонах холмов и косогоров плато толпились десятки тысяч рабов, которые покинули поместья, убили управляющих, надсмотрщиков и хозяев.

Мужчины и женщины обнимались или хлопотали возле костров. Гул моря достиг мыса, накрыл плато. Но пронзительные голоса были громче, чем шум волн. Люди кричали: «Свободны, мы свободны!»

Вдруг раздался барабанный бой, и все смолкли.