Спартак-победитель

Замирая от страха, я начал спускаться по колеблющейся лестнице, нащупывая дрожащими ногами ступеньки из толстых лоз. С каждым шагом вниз меня охватывал сильнейший ужас от осознания того, что подо мной разверзлась темная бездна свыше трехсот метров глубиной. Я обливался холодным липким потом при каждом порыве ветра, колеблющем легкую лестницу, волнообразные движения которой сильно замедляли мой спуск.

Взглянув вверх, я увидел, что Рес тоже начал спускаться по лестнице, делая это гораздо ловчее меня. От проворных движений Реса лестница стала раскачиваться, едва не ударяясь о каменную стену отвесного обрыва, уходящего вниз в густой мрак.

Три или четыре минуты, потраченные мною на спуск, показались мне вечностью.

Ущелье, в таинственном мраке которого столпились восемь сотен отчаянных людей, спустившихся сюда с высокой кручи, стало местом последнего краткого совещания вождей восставших.

После чего отряд рабов разделился надвое. Пять сотен воинов во главе со Спартаком двинулись по ущелью на северо-запад, туда, где находился лагерь претора Глабра. Три сотни бойцов во главе с Криксом устремились по ущелью к южному склону Везувия, где был раскинут меньший римский лагерь.

Эмболария, Рес и я присоединились к отряду Спартака. Проводником в этом отряде был самнит Арезий, спустившийся с горы в числе группы разведчиков еще прошлой ночью.

Ущелье, заросшее кустарником и молодыми деревьями, увитыми плющом, давило на меня своей мрачностью. Нависающие у нас над головой причудливые скалы напоминали мне застывших в неподвижности великанов. Воздух в ущелье, пропитанный влажными испарениями, оставался недвижен. Здесь было душно, поскольку прохладный ветер гулял на высоте, а сюда, в мрачные теснины, не проникало даже слабое дуновение.

Мне мучительно хотелось присесть на камни, чтобы отдышаться, хотелось сбросить башмак, который жал и тер мою левую ногу. Но остановиться я не мог, рядом со мной шагали Рес и Эмболария, впереди и позади нас шли в полном молчании наши вооруженные соратники. Лишь шорох кустов, бряцанье оружия и тяжелое дыхание растянувшейся людской колонны нарушали душную тишину ночного ущелья.

Брезгливо ощущая липкий пот, источаемый моим усталым телом, запинаясь о камни и торчащие корни низких пиний и акаций, я радовался в душе, что на мне нет шлема и у меня нет щита, как у других. Еще я поражался неутомимости Реса и Эмболарии, которые, в отличие от меня, за прошедшие два дня не съели ни кусочка, довольствуясь лишь водой.

Выбравшись из ущелья, отряд Спартака углубился в лес, где царил мрак еще более густой, чем в горной теснине. Зато в лесу было гораздо прохладнее. Шорох прошлогодней листвы под ногами пяти сотен человек растекался среди деревьев, в кронах которых начинали хлопать крыльями потревоженные птицы.

Выйдя на дорогу, воинство Спартака сделало краткую передышку, чтобы дождаться своих отставших. Затем полсотни воинов во главе с Арезием выдвинулись вперед, чтобы без лишнего шума перебить римский дозор у частокола на тропе. Когда от Арезия прибежал гонец с известием, что римский дозор уничтожен, Спартак сразу же повел свой отряд дальше. Теперь восставшие старались идти как можно тише, так как каждый шаг приближал их к спящему римскому лагерю.

По причине своей хромоты, я тащился в самом хвосте колонны. Рес по-прежнему был рядом со мной, а нетерпеливая Эмболария оторвалась от нас, уйдя в голову отряда.

От усталости я валился с ног, а впереди меня ожидала главная развязка этого ночного приключения — штурм римского лагеря. Картины из моей московской цивилизованной жизни возникали явно некстати в моей памяти, навевая на меня непреодолимую тоску и осознание невозможности изменить что-либо в теперешней моей судьбе. Мне казалось диким абсурдом то, что я — человек из грядущей эпохи! — принимаю участие в противоборстве римлян с восставшими рабами, да к тому же на стороне последних. Вот я иду слитый воедино с безмолвной толпой потных, дурно пахнущих, вооруженных чем попало людей, хотя по своему мировоззрению и воспитанию мне более пристало бы находиться среди римлян. Рок или чья-то злая воля растворила меня в скопище восставших невольников, крадущихся под платанами и дубами этой звездной ночью к чадящим кострам римского стана. И этот злой рок тоже казался мне абсурдным! Я был готов сопереживать Спартаку и его сподвижникам, помогать им по мере сил, однако умирать в этой ночной вылазке мне совсем не хотелось.

Высыпав из темного леса на широкий луг, восставшие с быстрого шага перешли на бег, подчиняясь негромким командам гладиаторов-сотников. До белеющих в темноте палаток римского лагеря оставалось не более ста метров. Я бежал так медленно, припадая на больную ногу, что быстро отстал от основной массы воинов Спартака объятых свирепой решимостью убивать ненавистных римлян. Оставил меня и Рес, стремительно умчавшийся вперед.