Спартакилада.

— Хуево! — констатирует за меня — Короче, врач отличный. Моя бывшая, но специалист от Бога. К ней запись на полгода вперед, но я попросил, и вообще без проблем. Слышь, Спарт, дыши! Пиздит она.

— Да знаю. Но дергаюсь все равно. Как мне к Ладе попасть? Думаю постоянно. Ты был? — очень надеюсь получить любые сведения.

На том конце телефона пауза. Рус долго молчит и, внутри все падает и сжимается. Все так плохо?

— Ты это, не ходи пока. Она то приходит в себя, то проваливается. Я был, конечно. Там, если отец тебя увидит, тебе пизда. Он узнал про вас с Куликовой. Когда полиция приехала, то опрашивали всех. Там Кристина есть одна, вот она и высказала свои предположения…Короче, если хочешь жить, то не ходи.

Да насрать на все. Убьют или нет. Мне надо знать, как она. Понимать какие прогнозы. И, если все действительно плохо, и не дай бог, у родителей Лады не хватит резервов, обратиться к своим. Я знаю, что у мамы огромная возможность в медицинской сфере не только в нашей стране, но и за границей. Про отца говорить нечего, не знаю есть ли такой вопрос, который он не смог бы решить.

Поэтому, если речь будет идти о спасении Лады, могут мудохать столько, сколько захотят. Возможно, если повезет, я получу информацию. Не получится, тогда есть много других способов.

— Нет. Мне надо. Я просто хочу посмотреть на Ладу. Я сдохну Ганс. — говорю, что острее всего сейчас пробирает до костей.

— Пиздуй, только каску надень. — говорит мне на полном серьёзе.

— Угу — горько соглашаюсь — и бронник. Созвонимся.

Долго умываюсь ледяной водой. Бурлящие мысли не удается остудить. Сую по кран полностью голову и врубаю напор. Льет водопадом, практически захлебываюсь, но не двигаюсь. Минут через пять башка заледеневает, но мысли немного проясняются. Смотрю на свое отражение. Чучело, блядь. Синяки под глазами, как у семейки Адамс. Глаза горят, как у вурдалака. Видок тот еще.

Стягиваю с себя мокрую футболку. Вытягиваю из шкафа свежую, следом на пол падает вся стопка. По хер, пусть валяется. Сбив все углы в доме, вываливаюсь во двор.

Сев в тачку, замираю. Надо собраться. Я похож на наркошу, если встречу ее родных, не хотелось бы, чтобы осталось впечатление полного неадеквата. Беспокоюсь, блядь! Но это потому, что планирую провести с Ладой…А что планирую? Всю жизнь?

Прилетевшая внезапно мысль бьет наотмашь.

Хз! А чем черт не шутит…

40

На подходе в ее палату меня останавливает Киратов Егор — отец моей Лады. Вывернувшись из-за угла коридора, он несся на меня штормом, распыляя вокруг самые страшные последствия этой стихии.

Коротко стриженный, высоченный мужик, пёр на меня тараном.

— Стоять. — слышу четкий приказ.

Только от того, что он отец, и я понимаю и принимаю его чувства, останавливаюсь.

— Зачем пришел? — металлический звук режет мои уши.

— Егор Адамович, вы же знаете зачем. — максимально спокойно произношу, хотя внутри просто разносит от злости. Понимаю, что не пустит.

— Тебе не надо сюда приходить. Чтобы вас с моей, ты слышишь, с моей, дочерью не объединяло, больше этого не будет. Я позабочусь. А сейчас уходи.

Вот это пиздец, он решил. А ее спросили?

При всем уважении, но я ведь тоже разговаривать умею. Гашу себя самой обильной пеной из брандспойта, надо остыть, не залупаться пока.

— Егор Адамович, давайте поговорим, и я вам все объясню. — и когда я просил, за мной такого не водилось, но надо прогибаться, у меня цель.

— С кем мне говорить? — убивает меня взглядом — С тем, кто с бабами своими бывшими разобраться не может? Или с тем, кто мою дочь чуть не угробил? Да ты понимаешь, как Ладка нам досталась? — дергает свой ворот рубашки — И, ты, щенок, понимаешь, что мы мир, ради нее перевернем и снова на ноги поставим? Уходи, не доводи. Не заставляй меня потом жалеть, что руку поднял. Уходи, слышишь? Она все, что у нас есть, и, поверь, для нее уготована лучшая судьба.

Какая на хуй судьба! Что он несет. Они что, решили, как ей жить?

— Она тоже все, что у меня есть. Это понятно?!

Киратов грустно усмехается и ничего не отвечает. Машет рукой в сторону кушеток, стоящих вдоль стены. Отходим и присаживаемся.

— Сложный перелом ноги со смещением, многочисленные ушибы, гематомы и сотряс-вот цена твоего «все, что есть» — безжалостно припечатывает, но у меня вместе с тем, наступает короткое облегчение от того, что Куликова наврала.

Упираю руки в колени и обхватываю голову руками.

Ей больно.

Если бы я мог взять эту боль себе. И, по-своему, он прав, я виноват. Надо было по-иному поступать. Теперь не вернешь. Смотрю на Киратова, он отвечает мне тяжелым взглядом.

— Она в сознании?

— Да, все сделали, как надо.

— Я хочу ее видеть. — иду сразу на «вы».

— Нет! — прибивает он — Я сказал в начале, если не услышал, ты больше не подойдешь к ней. Разговор окончен.

Блядь, перебор! Вскакиваю с кушетки и меня накрывает.

— А вы ее спросили? Хочет она меня видеть или нет? Почему решения за нее принимаете? М? Или что, думаете я просто так, из любопытства пришел? Вы. да по хер! Я все равно пройду к ней!