Буром пру к палате. По хрену. Никто не остановит. Решатели херовы! Это наша жизнь, и нам определять, что делать дальше. Егор Адамович хватает меня за плечо и тянет назад.
— Ты глухой? Что ты наглый такой? — дергает меня назад — Я увезу ее. Год учебный закончен. Вы больше не увидитесь. Так яснее?
Разворачиваюсь к нему лицом. Передо мной разъяренный буйвол. Но и я сейчас не сахар ни хрена! Потом доходит смысл сказанного. Увезет…
Они ее увезут? Куда? В Лондон?
— Вы не можете ее увести. Я ее люблю. И она. Я уверен, она тоже меня любит. — все, что могу сказать сейчас.
— Давай. Уходи. — подчеркивает он.
Выворачиваюсь из стальных тисков и с силой сбрасываю руки. Ядерный взрыв в моей голове разносит все к чертовой матери. Но на задворках сознания все еще держусь, чтобы не наброситься на Киратова. Буквально тяну себя поводком назад. Да они тут все охренели просто!
— Значит, увезете? — глухо переспрашиваю его.
— Не сомневайся даже. — быстро подтверждает.
Промаргиваю смог, фокусируюсь на глазах ее отца, яростных и бескомпромиссных.
— Ну давайте. Только ненадолго получится.
— Да правда? — язвит Киратов.
— Да правда. — вторю ему в тон. — Она моя. Не ваша. Вы хорошо слышите? — тщательно проговариваю, прямо глядя на него.
Терпение Егора Адамовича лопается, и он хватает меня за шею. Вот, блядь, каска сейчас пригодилась бы.
— Егоррр! — раздается грозный рык деда Адама.
Пришел глава киратовского прайда. Моя смерть откладывается.
— Спартак, выйди, подожди. — холодно кивает он мне.
Разворачиваюсь на пятках и, чеканя шаг, выхожу на улицу. Надо думать, как проникнуть к Ладе в палату. Родичи не уйдут, возможно, ночью, если кто-то из них уснет, то есть маленькая возможность. Нам нужно поговорить. Очень. Гоняю в голове, кому дать денег, чтобы пропустили. Все равно, сколько запросят, тут даже речь о сумме не идет. Я готов отдать все.
Позади скрипит дверь, обернувшись, вижу Адама. Он один. Может это и к лучшему. Остановившись около меня, он достает пачку сигарет, достает одну и прикуривает, выпуская из себя густые клубы дыма. На меня не смотрит. Ну это понятно почему. Я бы тоже не смотрел в их случае, поэтому и пригибаюсь, выражаясь фигурально.
— Как получилось, что моя внучка пострадала? — гремит он.
— Вряд ли вы услышите от меня разумные доводы.
Что мне ему сказать? Что ебанутая бывшая, да и то с натяжкой ее можно так назвать, решила, что я буду с ней во чтобы то не стало? Что она пошла на крайние меры? И я, как последний мудак, только бегал за Ладой и не обращал внимания на угрозы. Да я готов сам себя урыть теперь, но поздно. После первого раза надо было сильнее давить на Куликову, но не вернуть теперь ничего.
Дед Адам смотрит, практически не мигая. Впервые в жизни ощущаю такой тяжелый взгляд на себе, в нем скрыта самая страшная стихия, которую он пока может обуздать. Кроме того, что испытываю давящий стыд и непреодолимую горечь, нет больше ничего, другие чувства отсохли. Впервые ощущаю себя слабаком, ни на что не способным.
Какое это страшное впечатление. Большими буквами по всему телу идет надпись: ты, проебал Ладу, Спартак.
Просто потому, что вовремя не решил проблему и теперь плачу по ней огромные счета. Приходит понимание, что ее реально увезут, отгородят от меня самой высокой стеной.
«Для нее уготована другая судьба!»
Начинает неконтролируемо трясти и колотить. Вытягиваю кисти вперед и вижу, как их бьет крупной дрожью, чтобы как-то унять это, сцепливаю их в замок. Неимоверным усилием пробиваю тяжелый комок в глотке, пытаюсь извлечь из себя годные звуки. Хоть какие-нибудь звуки, просто почувствовать голос.
— Я могу к ней пройти? — видимо вид мой настолько жалок, что в глазах Адама мелькает что-то похожее на сострадание.
— Эх, вашу мать, да что ж у нашей семьи-то все никак у людей. — вздыхает он — То у нас с Леной сложно было, то Егор свою Нельку отвоевывал. — забывшись бормочет он. — Ты вот что, иди сейчас домой. Егор злой, бесполезно сегодня. Бычит по-черному. А завтра к вечеру я тебе позвоню. Постараюсь что-нибудь сделать. Давай номер свой.
Диктую телефон деду, который он тут же забивает.
Еду домой, надеясь, что он не опрокинет меня в своих обещаниях. Очень надеюсь. В полу-коматозном состоянии приезжаю домой. Минут тридцать сижу и втыкаю в тачке. Голова пуста. Только по телу мотают тяжелые комки и нет им выхода никуда, залито сургучом со всех сторон. Сука, поплакать бы, да не умею. Даже маленький не плакал никогда, а сейчас очень хочется, но никак.
Мозгами понимаю, что эти тяжелые комья тянущего балласта должны куда-то выйти, но куда? А гонять их в себе больше нет сил. Нет, не сил- возможностей. Наступил предел гнетущего состояния, когда прёт настолько, что хочется куда-то нестись и что-то делать. Вопрос в том, что не знаешь куда и что. И это самое хреновое.