Спартанец

— Хорошо. А сейчас, мой добрый друг, давай отдадим последний долг Бритосу, сыну Аристарха Клеоменида. «Тому, кто струсил», — добавил он с горькой гримасой.

Карас пошел в персидский лагерь, который все еще горел, и вернулся с факелом. Внезапно что-то привлекло его внимание, и он показал Талосу в ту сторону.

— Смотри, — сказал он.

Талос повернулся и увидел фигуру в длинном сером плаще, с лицом, закрытым капюшоном. Человек медленно дошел до середины поля битвы и остановился приблизительно в тридцати шагах от них.

— Сдается мне, что это тот же самый человек, который был у твоего дома той ночью, — сказал Талос.

— Такой серый плащ с капюшоном обычно носят спартанцы после гимнастики или после боя, чтобы впитывался пот. Ты хочешь, чтобы я пошел и посмотрел в чем дело? — спросил Карас.

— Нет, для меня это не имеет никакого значения. Оставь его в покое.

Он взял факел из руки Караса и зажег погребальный костер.

Пламя быстро разгорелось, раздуваемое вечерним бризом. Оно быстро охватило тело, завернутое в черный плащ.

Вдали, от огромных погребальных костров, которые греки сложили прямо в лагере, поднимался дым; они начинала сжигать тела павших по мере того, как их приносили с поля битвы.

Талос отрезал прядь своих волос и бросил ее в костер, потом бросил туда же свою пастушью палку из кизилового дерева: ту самую, такую прочную и такую гибкую, что выбрал для него Критолаос давнымдавно.

В этот момент он почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука. Он повернулся, глаза его заволокли слезы. Талос увидел перед собой человека, лицо которого было закрыто капюшоном.

Человек сбросил капюшон, открыв лицо: это оказался царь Павсаний, в его руках был огромный щит, украшенный изображением дракона.

На самом краю острием кинжала было вырезано имя: «Клейдемос Аристарх Клеоменид».

— Это твое имя, — сказал он. — Спарта потеряла твоего отца и брата, двоих великих воинов… Но такая благородная семья не может угаснуть. Долгое время ты жил далеко от нас. Пришел момент и для тебя, ты должен вернуться к своему народу. Смотри, — добавил он, показывая на греческий лагерь: построенная в шеренги, длинная колонна солдат, все еще покрытых кровью и пылью, маршировала под музыку труб и барабанную дробь.

Они молча подошли к почти погасшему погребальному костру. Офицер вытащил из ножен меч и отдал приказ: солдаты застыли, салютуя, подняв копья, которые сверкали в последних лучах заходящего солнца. Они трижды прокричали в небеса боевой клич, который вернул им смелость и волю к победе в последнем бою: клич Бритоса, «Того, кто струсил».

Солдаты ушли, звучание труб становилось все тише по мере их удаления. Карас собрал прах и кости с погребального костра и положил их на щит, накрыв своим плащом. Он посмотрел на красные тучи на горизонте, затем повернулся к Талосу и прошептал:

— Сияющая слава подобна солнца закату.
К людям бронзы спиной повернулся он:
Эносигей сотрясает землю Пелопа.
Крику крови закрыл свои уши он,
Голос сердца могучий
Призывает его в город мертвых.

— Вспомни эти слова, Талос, сын Спарты и сын своего народа, в тот день, когда ты снова увидишь меня.

Карас взял осла за повод и исчез, растворяясь в темных тенях ночи.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Испытания, ниспосланные богами,

следует переносить покорно, как неизбежное,

а тяготы войны — мужественно.

Фукидид, II, 64, 2

ГЛАВА 1 Перекресток

Клейдемос всю ночь оставался рядом с костром, поглотившим тело его брата Бритоса, найденного на мгновенье и потерянного навсегда. Неподвижным взглядом, с каменным выражением лица смотрел он на воспламеняющиеся тени, скользящие по последним тлеющим красным уголькам, тихо вздыхая, как раненый зверь.

За ним простиралось бескрайнее поле смерти, Платеи; усиливался тошнотворный запах крови, насыщавшей землю, ветер уносил его к берегам Асопа, к колоннам безлюдного храма Геры. Бездомные собаки, изнуренные длительным голодом, с воем бродили между убитыми, отрывая куски плоти с окоченевших тел воинов Великого царя.

Труба из греческого лагеря возвестила о третьей смене часовых, когда огромная луна, красная, как окровавленный щит, поднялась над низким кустарником, обгоревшим на солнцепеке.

Клейдемос поднял глаза к гигантскому диску, пристально глядя на него с невыразимой болью.

За кровоточащей луной появилась фигура, вызывающая ужас, которая стала приобретать все более ясные очертания: то был Apec, бог войны, сверкающий металлической чешуей, как змея. Он размахивал топориком с обоюдоострыми лопастями, который вращал в воздухе с дьявольским хохотом.