Спартанский лев

   — Владыка, когда Вавилон был взят нашими непобедимыми войсками, то Бел-Шиманни бросился на меч, не желая сдаваться в плен. Ламасум выпила яд, поняв, что спастись ей не удастся. Вместе с Ламасум покончили с собой её сестра, мать и отец. А оба брата пали в сражении.

Опять водворялось долгое томительное молчание, которое нарушил Ксеркс, глухо промолвив:

   — Достойная смерть.

Было непонятно, кого имеет в виду царь, Ламасум или Бел-Шиманни?

Артобазан и Ариомард незаметно переглянулись. Они видели, что Ксеркс скорее опечален, чем обрадован таким подарком. И уже не знали, чего им ожидать. Особенно беспокоился в глубине души Артобазан, усмирявший восставших с крайней жестокостью. Ариомард, знавший, что Вавилон всегда был дорог Ксерксу, наоборот, старался не зверствовать. И не прогадал.

Ксеркс одарил Артобазана богатыми подарками и повелел ему немедленно удалиться в Персеполь, где тот и жил до того, как на него пало подозрение в покушении на жизнь царя. Когда Артобазан и его приближенные удалились из зала, Ксеркс наградил Ариомарда ещё более щедро и назначил сатрапом Вавилонии вместо погибшего Сисамна.

Это не понравилось Артавазду, который втайне надеялся, что Ксеркс поставит сатрапом Вавилона его родного брата, состоявшего в свите царя. Заметив торжествующую ухмылку Артабана, Артобазан мигом догадался, что тут не обошлось без его козней. Со смертью Ламасум Артобазан мог больше не опасаться интриг Артавазда и Реомифра. Более того, он, по всей видимости, собирался отплатить той же монетой.

Ксеркс распорядился похоронить тела погибших вавилонян, и в первую очередь тела Ламасум и Бел-Шиманни, со всеми полагающимися обрядами. Распоряжение предназначалось для Ариомарда, которому предстояло заняться восстановлением бывшей мятежной сатрапии.

Мудрая Атосса похвалила сына за великодушие и доброту, когда вдобавок к сказанному Ксеркс повелел освободить всех пленных с прощением их вины за недавний мятеж.

Ксеркс действительно дорожил Вавилоном. Выказывая милость, царь надеялся, что его снисхождение в будущем удержит вавилонян от новых восстаний.

«Царство укрепляют не войска и крепости, а милость к побеждённым», — любил говорить Дарий. Ксеркс по привычке следовал советам отца.

Часть вторая

ЗОЛОТО КСЕРКСА

В Лакедемоне по закону родственники умершего могли носить траур лишь в течение десяти дней. Кто не снимал траурных одежд дольше этого срока, должен был платить штраф государству в размере одной драхмы[125] за каждый день траура сверх установленных законом скорбных дней.

Дафна облеклась в траур на другой же день после отплытия Сперхия и Булиса в Азию.

Ни эфоры, ни старейшины не посмели упрекнуть Дафну в том, что она поторопилась надеть на себя чёрные одежды. Судно, на котором находились Сперхий и Булис, даже при попутном ветре достигнет Азии не раньше, чем дней через пять. И, даже добравшись до азиатского берега, Булису и Сперхию понадобится ещё много дней, чтобы добраться до самого персидского царя. И значит, их вероятная смерть от рук персов может наступить примерно через месяц, не раньше. Однако никто из старейшин и эфоров не стал объяснять всё это Дафне, видя, в какой глубокой печали она пребывает, лишившись любимого мужа.

Чтобы печальное состояние Дафны не повлияло на ещё не родившегося ребёнка, вся родня и все подруги прилагали немалые усилия, чтобы хоть как-то развеять её грустное настроение. Горго же просто поселилась и доме у Дафны, желая день и ночь находиться со своей лучшей подругой и делить с нею тяжкий жребий.

Когда Горго было необходимо отлучиться к сыну или по какому-то другому делу, то она оставляла подругу на попечение Астидамии, которая тоже немало времени проводила у дочери.

С рождением сына Дафна наконец-то обрела относительное душевное равновесие. Теперь ей было чем занять себя. Родившийся младенец был наречен Сперхием. Не доверяя служанкам, Дафна ухаживала за своим первенцем сама. Ещё она могла доверить своё дитя матери и Горго, но больше никому. Такие хлопоты Дафны над малюткой Сперхием объяснялись тем, что малыш появился на свет недоношенным и был очень слаб.

По спартанским законам все слабые младенцы подлежали умерщвлению, однако ни эфоры, ни старейшины опять даже не заикнулись об этом, хотя знали от повитухи, принимавшей роды у Дафны, что её первенец появился на свет семимесячным. Повитуха, исходя из своего опыта, поведала эфорам и старейшинам, что ребёнок скорее всего не выживет.

«Младенцы с таким малым весом обречены», — со знанием дела молвила повитуха, руки которой помогли появиться на свет не одной сотне детей.

Эфорам и старейшинам было жаль Дафну. Она совсем недавно навсегда рассталась с мужем, и вот теперь ей предстояло пережить смерть своего ребёнка, который был назван именем отца. Никто из государственных мужей Спарты не беспокоил Дафну штрафами и постановлениями из уважения к её супругу, имевшему мужество пожертвовать собой ради отчизны.