Спасая рыбу из воды

«Что же, замечательно. Эксперимент увенчался провалом. Что же… одним эксцессом в реабилитации больше. Вот будут интересные заголовки в завтрашних газетах» – успел подумать Анатолий.

– А!

– Нельзя бить воспитателя!

– Он меня щипал! Получай!

Удар в подбородок. Анатолий ощутил острую боль. Его пинали. Пинали в живот, по лицу, по шее. Пинали жестоко и чертовски больно.

– Тебя накажут!

– Получай!

Ошеломленные глаза. Анатолий видел, как кого-то хватают за руки, пытаются оттащить. Но этот кто-то вырывается. Нога стремительно и неотвратимо летит к переносице. Боль вспыхивает в носу, отдается в затылок. Больно! До чего же больно!

Секунды тянутся невыносимо долго. Вспышка, свет!

Анатолия рвет. Долго, страшно. Он видит лицо девочки. Оксана. Испуганные глаза, неуверенная поза. Белые шорты. На шотах расплывается мокрое пятно. Это безумие!

Нет! Это не безумие! Это прото! Слава всем Богам! Это прото!

Знакомая палата. Койки ребят закрыты плотными ширмами. Нет – это не депривационные камеры. Так, легкое их подобие, собранные на скорую руку агрегаты. В палате стоит одна настоящая депривационная камера, и в этой камере сейчас находится сам Анатолий. И перед ним стоит растерянная девочка. Ноги девочки в блевоте. В его собственной блевоте. Стыдно.

Почему он отказался от присутствия инструктора. Его же предупреждали.

Взгляд Оксана расфокусирован, он направлен в бесконечность.

– Оксана, вы смогли. – Произносит воспитатель сквозь спазм в горле. – Вы смогли.

Но ответа нет.

Тогда Анатолий собирает оставшиеся силы, поднимается, берет девочку за руку, увлекает за собой. Но нет, она не делает попытки переставлять ноги. Придется брать ее на руки. Донести до ее кроватки. А там сорванная ширма.

Какой же он дурак. А еще старший воспитатель. И ведь придется обо всем этот писать отчет.

Но Оксана смогла выйти в прото. Смогла подняться с кровати, смогла дойти до его капсулы, и даже смогла откинуть колпак. И вот после этого героического поступка оно снова без эмоциональная кукла. Но почему так? Она же дошла, она же сделала! Почему так невыносимо противно?

Анатолий бредет к кровати Гегама. Он не уверен, что это был он. Но ведь он щипал Гегама, значит это он его пинал. Яростно и беспощадно.

Анатолий откидывает ширму – да это безопасно. Да, это вернет мальчишку в прото.

– Ты меня пинал. Пинал по лицу. – Анатолия удивляет его собственный отстраненный голос.

В глаза мальчика страх. Кажется это страх. А может быть воспитатель сам придумывает эту эмоцию. Губы подрагивают. Неужели мальчик пытается что-то сказать?

Анатолий кладет руку на его плечо. Анатолий говорит:

– Гегам. Ты спас меня. Я… Кажется я мог раствориться. – Воспитатель с трудом проговаривает жаргонизм. Но как еще назвать то, что он только что пережил. – То, что ты сделал. Это был геройский поступок. Оксана выпустила меня. Она тоже сегодня герой. Но если бы не ты, она бы не успела.

Анатолий улыбается. Кажется ему нравится, что сейчас происходит, но полностью осознать значение произошедшего не выходит.

– Гегам, я не знаю, слышишь ли ты меня. Понимаешь ли ты меня. Я не буду извиняться за то, что щипал тебя. Я буду так делать. Обещаю, я научу тебя любить прото. Ты сможешь вернуться к жизни. Как только ты сможешь хотеть, понимать свои чувства в прото, как только ты пройдешь реабилитация – ты отправишься домой. И сможешь жить так, как сочтешь нужным. Но как ты только-что спас меня в квази – так же я спасу тебя в прото. Я это… Мы это сделаем. Обещаю.

Реальность ощущений возвращалась к воспитателю. Но он ощущал дичайшую усталость во всем теле. Ему еще хватило сил, чтобы распахнуть ширмы на остальных кроватках, но отключить аппаратуру у него уже сил не хватало. Он просто вернул всех детей в прото и вышел из палаты.

В коридоре он прислонился к стенке. В коридоре он прикрыл глаза и кажется, забылся на какое-то время.

Он чувствовал, как его тормошат. Он слышал, как его расспрашивают. Он не помнил, как оказался в своем кабинете. Он не помнил, как уснул нормальным сном. Но он помни страх. Всепоглощающий страх. Так не должно происходить. Какая же это эволюция сознания, если так страшно и так неправильно?

Просто он человек не того поколения, не того времени. Никогда ему не понять современных детей. Никогда ему не помочь им. Они уходят в квази. Они оставляют свои прототела и уходят в квази. Они теряют всякую связь с его реальностью.

Он бы мог в это поверить. Но ведь они погибают. Погибают их позабытые прототела, а вместе с ними погибают и души, и квазисознания. Нет, он должен взять себя в руки и должен делать хоть что-то.

«Какой же я дурка! Надо было попросить войти в квази ассистентов, а не переться в неизвестный доселе мир в грязных ботинках» – укорял воспитатель себя. То ли во сне, то ли в бреду.

– Почему его так колбасит? – услышал Анатолий чей-то голос сквозь сон.