Спасатели и гробовщики Владимира Путина

И младшего сына Манилов спрашивал: «Алкид, какой лучший город во Франции?». Он отвечал: «Париж». А сейчас если спросишь такого Алкида, работающего на телевидении: «Где лучше всего прятать награбленное?», он ответит: «В Лондоне, у меня там и гражданство есть»

Возможно, и Иванову года в три-четыре родители тоже спрашивали: «Натуся, хочешь быть профессором?». И она, конечно же, отвечала: «Хочу, и не только профессором, но и главным редактором журнала «Знамя»».

А имя названной толстовской героини находится немало охотников приватизировать. Например, известный когда-то сочинитель Александр Солженицын. Ему при Путине даже отгрохали несколько памятников, на которых почему-то в дни полнолуния сами собой появляются вывески «Иуда». Так вот, по воспоминаниям его первой жены Натальи Решетовской, муж до того, как ушел к другой, часто твердил ей, что она, ни дать ни взять, истинная Наташа Ростова.

Читатель, вероятно, помнит, что толстовская героиня была столь живой, непосредственной девушкой, что иногда у нее вырывалось даже о себе самой: «Ну что за прелесть эта Наташа! Как можно не любить ее?». И действительно, ее все любили.

Возможно, товарищ Иванова, выйдя замуж за сына известного писателя, лауреата Сталинской премии и получив в ЗАГСе его фамилию, тоже воскликнула: «Ну что за прелесть эта Аронова!». Да ведь и мы, читая ее новейшую статью в «Литературке», готовы за непосредственность и откровенность автора воскликнуть то же самое.

Ну, хотя бы вот это признание: «На первую аспирантскую стипендию я купила 40-томное собрание сочинений Достоевского, издательства Маркса, только не того, а издателя». Как мало слов, но как много сказано в порыве душевной откровенности! Ее аспирантура — это 80-е годы. И вот — «на первую стипендию…». Сколько здесь пламенной любви к русской литературе!.. Но закрадывается сомнение: во-первых, могло ли хватить стипендии на все 40 уникальных букинистических томов почти столетней давности? Едва ли. Во-вторых, 40-томного собрания сочинений Достоевского никогда и не было. До революции и в Советское время издавали ПСС по 10, 13, 14, 15, 23 тома, самое большое 30-томное собрание вышло в издательстве «Наука» в 1972–1990 годы. А названное издание А.Ф. Маркса 1894–1895 годов с предисловием В. Розанова — бесплатное приложение к журналу «Нива», это не 40 томов, а только 12. Ну, на это стипендии, может, хватило бы.

Зачем же профессор Иванова приплюсовала еще аж 26 томов, т. е. преувеличила без малого — солженицынский размах! — в четыре раза? А чтобы показать нам, с одной стороны, свою помянутую любовь, с другой: смотрите, как до революции щедро издавали Достоевского, которого — это по умолчанию — не любил ваш Ленин. Наконец, сообщая читателям писательской газеты как новость для них, что кроме «того Маркса», был и Маркс-издатель, профессор Иванова делает последний мазок в своем автопортрете. И ведь как все это проделано легко и просто, почти изящно. Ну, прелесть что такое! Дальше статью можно бы и не читать, но все же, все же…

* * *

С аспирантурой связана еще одна ивановская победа. Мне, говорит, предложили для диссертации тему «Достоевский в американской критике». Странно. Я тоже побывал в аспирантуре, и никто мне ничего не предлагал. Я сам выбрал Макаренко, которого очень люблю. И написал диссертацию.

И Наталья Борисовна написала, представила к защите, но, говорит, «до защиты не дошло». Почему? Представьте себе, «из-за обострения холодной войны и моего упрямства». Откуда оно взялось? Тему предложенную безропотно взяла, писала без упрямства и вдруг!.. Тут что-то загадочное. Но как бы то ни было, а свою незащиту она сейчас зачислила в подвиги: «Не дала себя использовать в пропагандистских целях». Из этого можно понять, что диссертация имела антиамериканский характер, но автор спохватилась: не ко времени это! Тем более, что тогда Анатолий Рыбаков, все-таки свекор в прошлом, умыкнув у моего друга Е.В. молодую жену, укатил в Америку. Вдруг его там спросят: «Что вы скажете о своей бывшей невестке?».

А начинает беседу Наталья Борисовна с родителей: «Моя мама, выпустившаяся из ИМЛИ накануне войны вместе с Ржевской (тогда — Леной Коган), Павлом Коганом, Сергеем Наровчатовым, вспоминала замечательные лекции Абрама Белкина и навсегда осталась «досоветской» по душевному влечению». (Сколько сразу одноцветных имен! Впрочем, Ржевская была не Коган, а Каган.)

И вот по этому дореволюционному, то есть несоветскому душевному влечению мама вышла замуж за папу, имевшего такое же влечение, и они родили дочь, и привили ей такое же несоветское влечение, которое с годами стало еще более.

Но позвольте, а причем здесь в самом начале статьи известный Абрам Белкин, который читал «замечательные лекции» неизвестно о чем? Можно понять Маяковского, который поддевал другого Абрама, хорошо ему известного:

В белом венчике из роз
Впереди Абрам Эфрос.