Спасательная шлюпка. Чума из космоса

Развалившийся на каталке Кристенсен ответил на это раскатистым храпом. Остальные трое интернов глядели на него с завистью, клонясь вправо-влево. «Скорая» мчалась по пустым улицам. Бригаде, к которой присоединился Сэм, выпало небывало долгое дежурство.

– Как обстановка в городе? – спросил он. – Я весь день бродил по лесам, охотился на предполагаемое лекарство от болезни Ранда.

– И что, нет лекарства?

– Так и болезни не было. Обыкновенные прыщи. Сельский доктор – старый подслеповатый энтузиаст, ему бы лет тридцать назад уйти на заслуженный отдых.

– Все катится к черту, – сказал Рюссель. – Население не верит, что люди заражаются только от птиц, а не от других людей. Отсюда и беспорядки: драки, пьянство, вандализм, изнасилования, буйство религиозных фанатиков и прочие милые шалости. У кого есть таблетка амфетамина? Чую, впереди еще одна бессонная ночь.

– Это страх, – сказал Инвар. – Людям страшно выйти из дома, вот и нарушилась в городе нормальная жизнь.

Электроснабжение, видеофонная связь и другие основные службы работают благодаря военным, подвозится продовольствие, но в городе такой величины это не может продолжаться бесконечно. Напряжение растет, случаи заболевания чумой множатся, у жителей не выдерживают нервы. А тут еще запрет на любые передвижения – последняя соломинка на хребте верблюда. Это разумно с эпидемиологической точки зрения, но обывателю кажется, что его пожизненно заперли в клетке.

– И обыватель, возможно, прав, – произнес Сэм, думая о собаке из лаборатории Ниты.

– Не нужно пессимизма, доктор! – вскинул брови Рюссель. – Будем смелыми, умными, одухотворенными…

– Мы врачи или бойскауты? «Ни снег, ни дождь, ни жара, ни мрак…»

– Это девиз почтальонов, а не бойскаутов, – пробормотал на носилках Кристенсен, переворачиваясь на другой бок. – И вообще, сколько можно языки чесать, а, кумушки? Дайте отдохнуть человеку.

С воем сирены их обогнал полицейский автомобиль, впереди надрывно сигналила пожарная машина. Фоном этим звукам служил глухой, грозно нарастающий рев, как будто «Скорая» приближалась к камнедробилке.

– Что за чертовщина?

– Толпа, доктор. Граждане нашего добропорядочного штата выражают недовольство действиями законно избранных властей.

– Ревут, как звери.

– Почему «как»? – Кристенсен со стоном открыл глаза. – Мы и есть звери. Под тонким лоском затаился хищник с налитыми кровью глазами. В бой, коллеги! «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом…»[5]. Вроде так сказал старина Шекспир?

«Скорая» резко остановилась, Сэм опустил дверь-аппарель, и в салон ворвался многоголосый рев. Короткий отдых закончился, прервалось добродушное перешучивание; лица стали суровыми и сосредоточенными. Врачи вернулись в жестокий мир.

Они покинули машину. Подбежал водитель, помог выгрузить каталку.

Бригада «Скорой» как будто попала в кошмарный сон.

Машина остановилась под одной из высоких арок на Двадцать третьей улице. Совсем рядом возвышался мост Вагнера, громадина, протянувшаяся через реку Гудзон до Нью-Джерси; все три яруса были ярко освещены, но транспорт полностью отсутствовал. Прилегающий лабиринт дорожной развязки был заполнен народом, голоса слились в яростный вой, лица синие в свете ртутных ламп или багровые в сиянии факелов. Позади толпы горела шеренга складских зданий. Военные и полицейские стреляли над головами, но эти хлопки тонули в шуме пожарных брандспойтов. В лучах прожекторов, расставленных за барьерами из грузовиков и металлических кабельных катушек, виднелись группы защитников правопорядка. Среди этих подвижных декораций лежала сцена – полевой госпиталь. В грубом свете военных прожекторов угадывались очертания человеческих тел. Раненые ждали, когда ими займутся врачи, но хватало и тех, кому помощь уже не требовалась.

– Доктор, помогите! Доктор!

Сэм обернулся на эти слова, ясно расслышав их в шуме и гаме. Ему махал молоденький солдат.

С медицинской сумкой на плече Сэм двинулся на зов, пробираясь между лежащими.

– Ее только что принесли. Доктор, я не знаю, что делать…

Санитар был совсем мальчишка. В такую переделку он явно попал впервые. Его учили помогать людям с переломами и проникающими ранениями, а тут дочерна обожжена нога и весь бок, одежда пригорела к коже. Баллончика с противоожоговой пеной не хватило даже на обработку ноги. Глядя на пострадавшую круглыми от страха глазами, паренек все давил и давил бесполезную кнопку.

– Я ею займусь, – пообещал Сэм, сразу обратив внимание на неподвижный взгляд и отпавшую челюсть женщины. – А ты позаботься вон о том полицейском. У него пулевое ранение, нужна давящая повязка.

Когда санитар отошел, Сэм, заранее зная результат, прижал датчик к женскому запястью. Обширный ожог четвертой степени, смерть от болевого шока. Накинув на труп простыню, Сэм направился к другому пострадавшему.

Резаные и пулевые раны, переломы, расколотые черепа. Большинство пострадавших – военные и полицейские, немногочисленные гражданские получили травмы в давке или при столкновении с блюстителями закона. В истерических попытках вырваться из города бунтовщики применяли любое подручное оружие.