Спасательный корабль

Люди в очереди недовольно переговаривались вполголоса, но Беникоф стоял молча. Не то чтобы ему было все равно — ему даже нравились все эти меры безопасности. Когда он наконец подошел к двоим военным полицейским, они ледяным тоном попросили его предъявить документы, хотя прекрасно знали его в лицо. Только тщательно изучив его удостоверение, а потом пропуск в больницу, они позволили ему пройти к входной двери. Ее отпер еще один военный полицейский, стоявший внутри.

— Все нормально, сержант?

— В общем, да, если не считать этого, сами знаете кого.

Беникоф понимающе кивнул. Он присутствовал при том, как

генерал Шоркт распекал этого сержанта-сверхсрочника с нашивками на рукаве чуть л и не до самого плеча, но генералу на это было наплевать.

— У меня тоже с ним вечные неприятности, потому я сейчас и здесь.

— Плохо ваше дело, — сказал сержант без особого сочувствия. Беникоф разыскал внутренний телефон, позвонил секретарше доктора Снэрсбрук, узнал, что та в библиотеке, и выяснил, как туда пройти.

Все стены библиотеки были заняты шкафами, полными медицинских книг в кожаных переплетах. Однако они давно устарели и служили всего лишь украшением. Библиотека была полностью компьютеризирована: вся специальная литература теперь публиковалась исключительно в цифровой записи. Это стало возможно после того, как были подписаны международные соглашения и приняты стандарты, касающиеся иллюстраций и графиков, которые теперь были по большей части движущимися. Любая медицинская книга или журнал попадали в базу данных библиотеки в то же мгновение, как выходили в свет. Эрин Снэрсбрук сидела перед терминалом, диктуя ему команды.

— Не помешаю? — спросил Беникоф.

— Еще две секунды. Я хочу скопировать это в мой компьютер. Вот. — Она нажала на клавишу, и файл был мгновенно переписан в память ее личного компьютера, стоявшего наверху. Она кивнула и повернулась в кресле. — Сегодня утром я говорила с одним приятелем из России, он мне рассказал про эту работу. Ее сделал в Санкт-Петербурге один из учеников Лурии. Очень оригинальная работа по регенерации нервов. Чем могу быть вам полезна?

— Генерал Шоркт ко мне пристает — требует более подробных отчетов. А я поэтому пристаю к вам.

—*«Ноу проблем», как говорят наши русские друзья. А у вас-то как дела? Что-нибудь удалось выяснить?

— Полный тупик. Если и есть нить, в чем я сомневаюсь, то она с каждым днем становится все тоньше. Никаких следов, никаких улик, ни малейшего представления о том, кто и как это сделал. Мне не положено этого знать, но ФБР ухитрилось тайно подключиться к базам данных всех лабораторий, университетов и исследовательских центров страны, которые занимаются искусственным интеллектом, чтобы обнаружить, не произойдут ли там какие-нибудь внезапные изменения и не будет ли введена новая информация. Они ищут материалы по проекту «ИИ», украденные у Брайана. Конечно, тут есть одна закавыка — они не знают, что именно искать.

— Сдается мне, это не совсем законно.

— Верно. Но я намерен некоторое время терпеть, прежде чем выведу их на чистую воду. Меня не это беспокоит. На самом деле вопрос в том, хватит ли службам безопасности специалистов, которые могли бы интерпретировать такие данные. Нам нужна хоть какая-то нить. Вот почему генерал ко мне пристает.

— Потому что наша единственная надежда — на то, что Брайан когда-нибудь сможет что-то вспомнить, придет в себя, начнет хоть как-то реагировать? Очень интересно. Я помню, в скверных романах часто попадается выражение: «Он мрачно кивнул». Теперь я знаю, как это выглядит, — вы только что это сделали.

— Мрачно, в отчаянии, безнадежно — можете выбирать. А как Брайан?

— Довольно успешно, но у нас осталось очень мало времени.

— Ему становится хуже?

— Нет, вы меня не так поняли. Современная медицина может без всякого участия мозга стабилизировать состояние организма и поддерживать его годами. Если говорить о физическом состоянии, то я могла бы держать Брайана в послеоперационной палате, пока он не умрет от старости. Но ведь это не то, что нам нужно. Я проследила и заново соединила около миллиона нервных волокон. Я отыскала и нашла доступ к самым ранним воспоминаниям Брайана — начиная от рождения и примерно до двенадцати лет. Пленочные чипы и компьютер на месте, и можно надеяться, что очень скоро они восстановят все связи, какие только возможно. Я выжала из этой аппаратуры почти все.

— А почему вы занимаетесь его ранним детством — ведь он нужен нам взрослый, чтобы ответить на наши вопросы?

— Потому что есть такое совершенно правильное изречение: ребенок — отец взрослого человека. Невозможно восстановить мозговые связи высших уровней, пока не заработают низшие. Это значит, что всю гигантскую структуру человеческого сознания можно отстроить заново, только начиная с самых нижних этажей — во многом так же, как она была выстроена первоначально...

— Вы говорите — сознание было выстроено. Но из чего?