Спасенье погибших

— У меня баба как порасстраивается, так ест и ест, как Гулливер в Лилипутии. Я говорю: мне тебя не прокормить. А она: а ты не расстраивай.

Контролер, мысленно дав себе задание записать произведенный разговор, вернулся к заботам дня.

— То есть постбытовой объект — это и есть, собственно, могила. Тут вопрос терминологии. Мы от нее погибаем в своей писательско-критической массе, часто доходим до кипения, а вопрос прост: называть вещи своими именами. В этом выход. Выход куда? В жизнь, которая и есть, собственно, первый этап отражения конкретных событий в конкретике сознания. Затем уже второй этап, доминантный, — художественное преломление… Итак, вы полагаете, размеры объекта достаточны для сокрытия жизненных итогов и спутников жизненных перипетий?

— Сказали, пятнадцать метров на двадцать и три в глубину.

— В глубину мало! Если учесть высоту дачи, объемность шкафов и рояля, обилие книг, во многих из них есть собственные пометы Ильи Александровича, а это увеличивает совокупный ценностный объем полиграфических изделий…

— Слушай, — спросил экскаваторщик, — тебя можно так называть?

— Именно к этому, к контакту без помех словесных конструкций в виде навязанного нам этикета, мы и стремимся. Да и еще раз да!

— Ты на окладе?

— Где-то так. И вместе с тем где-то на сдельщине. Даже, может быть, и на аккордной системе, ибо у нас есть и разовые выплаты, а если учесть неожиданность массового тиража, что напоминает внезапность премиальности, то и у нас все надежды на тринадцатую зарплату, так как остальные деньги уходят сквозь пальцы трудящихся жен. Ведь на рынок ездят.

— Слушай, нам вот с Витькой интересно: это в самом деле он так завещал, чтоб вырыть яму, как для мамонта, и все с собой забрать? На безрыбье и шкаф — гробик, а тут такое Дарьяльское ущелье.

— Именно так завещал: все с собой забрать.

— Но на хрена? Некому оставить?

— Передерутся? — высказал догадку Витька. — Так детдому отдайте. Он покойник, чего ему? Ему же лучше — добром помянут.

Контролер хорошенько подумал, как ответить.

— Во-первых, многие будут следить за правильностью исполнения пунктов завещания, во-вторых, в завещании очень много смысла. В этом у него давний спор с Львом Толстым. Как вы знаете, было трое Толстых, но в данном случае нам интересен не Алексей Константинович, не Алексей Николаевич, а тоже Николаевич, но Лев. Залесский в завещании пишет, что Толстой не прав, утверждая, что человеку надо немного, в своей статье «Много ли человеку земли надо?». Много! — заявляет Залесский. И даже очень. Настоящему писателю нужен весь мир. Он был против почвенников.

— Кого?

— Это опять налет терминологии, на сей раз обиходной, почвенники выступают за землю, а Залесский и иже с ним за весь мир. И после смерти, говорит Залесский, тоже много надо. Все, с чем он пришел к своему финалу, должно сопровождать его и далее. Тут он делает смычку с египтянами и перекличку с печенегами.

— А он нормальный? — спросил Витька.

— Вполне. Был точен, расчетлив, обходился без внезапностей, даже, сами видите, смерть рассчитал.

— Ну подожди, — остановил опять дотошный Витька. — У него что, наследников нет?

— Есть. Но он велел их захоронить с собой.

— Свистишь?!

— Завещал.

— А нам по пятерке не завещал? Погреться под дождичком, а?

— Но он же не мог знать про атмосферные осадки.

Так отговорился Контролер. А ведь была при нем, а ведь шевелилась в кармане выданная наличная ассигнация, которую позднее проведут по безналичной статье. И ведь не скажешь, что у него была мысль зажать ее, мелко бы мы плавали, думая так. Не хотел контролер поощрять пьянку в рабочее время. Он думал: уедет Витя на своей «Беларуси», встанет в очередь, а очередь на полдня, и не успеет один экскаватор к сроку. Так думал контролер, и не нам его осуждать, он же не знал, что не стал бы Витя в очереди стоять: чтоб Витя да в очередь — обижаешь, начальник!

Мимо взревевших моторами экскаваторов прошли обычные могильщики, у них работа была обычной — рыть обыкновенную могилу. Для Олега.

Деликатные дела