Спасение

— Он удерживал ее у себя на коленях, запустив руку ей под кофточку, — сказал Эдди.

Взгляд Смити стал жестким.

Никто не приставал к его девочкам. Правило «смотри, но не трогай» очень строго соблюдалось у Смити.

Он повернулся ко мне.

— Серьезно?

Я кивнула.

— Твою мать, Джет. Если бы ты была у шеста, мы бы, бл*ть, могли это контролировать. Ты не годишься для работы официантки. Ты должна танцевать у шеста, если не для своего, то для моего гребаного спокойствия.

— Другие девочки пусть танцуют.

— Они не такие, как ты. Твой образ девочки-соседки снесет мужикам крышу. Черт!

— Я не буду танцевать, Смити.

— Завтра же выходишь на сцену, — отрезал Смити.

Эдди понял, о чем мы говорим, и весь напрягся. Этого нельзя было увидеть, только почувствовать, и открытая угроза в адрес Смити стала явно враждебной.

— Она не выйдет на сцену.

Смити перевел взгляд с Эдди на меня, потом снова на Эдди.

Он вздохнул и покачал головой.

— Ты заноза в моей гребаной заднице, — сказал мне Смити.

— Я уволена? — спросила я, опасение, что я, в конце концов, переступила черту, разрывало меня изнутри.

— Ни хрена ты не уволена. Мы ссоримся два раза в год. Это должно было случиться, — сказал Смити, подходя ко мне сзади и, дернув завязки фартука, стянул его с меня. Затем вернулся и указал в меня пальцем. — Но держи своего гребаного парня подальше отсюда.

— Он не мой парень! — крикнула я в спину удаляющегося Смити.

Прозвучало довольно глупо, потому что я до сих пор держала Эдди за руку, и, возможно, это выглядело именно так.

Эдди повернул ладонь, его пальцы обхватили мои, и потянул меня вперед.

— Где твоя машина? — спросил он.

— Меня подвезла Джоджо.

Он немедленно сменил направление.

— Куда мы идем? — Я потянула его за руку, чтобы либо выдернуть свою из его хватки, либо чтобы заставить его остановиться, либо и то и другое.

Ничего не получилось, и Эдди продолжил идти.

— Мне нужно заехать в участок, а потом я отвезу тебя домой.

О, нет, я не могла позволить ему отвезти меня домой.

— Эдди, я могу доехать с…

Он рывком остановил меня и одарил таким взглядом, что я закрыла рот. Затем снова зашагал, таща меня за собой.

Мы подошли к блестящему красному «Додж Рэму». У него на крыше даже были установлены крутые габаритные огни. Эдди открыл для меня пассажирскую дверцу, и я попыталась грациозно забраться на высокое сиденье пикапа, учитывая короткую юбку и шлюшьи туфли. Мне это удалось, но с трудом.

— Почему бы тебе сначала не отвезти меня домой? — спросила я, когда он сел в машину.

— Потому что я упустил возможность поговорить с тобой сегодня днем. Так что, несмотря на то, что уже почти два гребаных часа ночи, ты впервые в моем полном распоряжении и ответишь на несколько вопросов.

Я пристегнула ремень безопасности (безопасность — прежде всего), а затем скрестила руки на груди. У меня не было времени на разговоры с Эдди (не говоря уже о том, что я не хотела с ним разговаривать). Мне нужно поспать. У меня не будет целого выходного до воскресенья, то есть…

Я слишком устала, чтобы считать, но до сна оставалось еще слишком много дней.

Я попыталась отговорить его от разговора.

— Не понимаю, почему ты так мной интересуешься. Я обычная тихоня. Понимаю, ты не хочешь, чтобы я навлекла беды на магазин Инди, но…

Он завел пикап, пока я говорила. Услышав мой комментарий, он повернулся ко мне, положив руку на руль.

— К Инди это не имеет никакого отношения. И мне очень не хочется тебя расстраивать, но ты совсем не обычная.

Моя голова слегка дернулась, и я уставилась на него.

— Нет, обычная! Я самая нормальная, рядовая, среднестатистическая девушка.

Он отрицательно покачал головой.

— Нормальная, рядовая, среднестатистическая девушка не работает в стрип-клубе. Не выслушивает причудливых серенад от своего отца в книжном магазине. Не превращается в новую девушку всякий раз, когда что-то делает со своей прической или макияжем. И не охраняет каждую кроху личной информации о своей жизни, будто государственную тайну.

— Я не охраняю каждую кроху личной информации! — огрызнулась я.

— Тогда расскажи мне что-нибудь личное, — парировал он.

Я пыталась найти в себе что-нибудь интересное. Но была слишком уставшей и взволнованной, и, в любом случае, во мне не было ничего интересного. Поэтому выпалила первое, что пришло в голову:

— Мой любимый цвет — зеленый.

Он отвернулся от меня, включил передачу и сказал:

— Не считается.

— Почему это?

Он выехал на бульвар Колорадо.

— Любимый цвет — не часть личной информации.

— Неправда.

— Ладно, тогда любимый цвет — это скучная часть личной информации, которая ничего мне о тебе не говорит.

Я сдалась и отвернулась к окну. Это казалось хорошим способом избежать разговора.

Мы молчали всю дорогу до полицейского участка.

Когда Эдди припарковался, я спрыгнула с грузовика, желая, чтобы мои шлюшьи туфли отправились в ад. Он подошел, снова взял меня за руку, и мы вошли в участок.