– Да кому нужны эти барышни? Вот я хочу стать таким, как ты! Когда достигну достаточного возраста, обязательно пойду в послушники храма Тяньтань!
– И я! – тихо добавил мальчик, не отпускавший ногу Го Бо.
– Я тоже пойду. Хочу научиться всем штучкам, которые знает братец! И тогда буду разгонять нечисть в Сичжуне, заставлять ее от страха прятаться по углам!
– Братец, а как сейчас обстоят дела с усоногими?
На долю секунды Го Бо замялся:
– Вы их снова видели?
– Конечно! – Ребятня закивала.
– Должно быть, помните, что к ним нельзя прикасаться? – серьезно уточнил послушник.
Усоногими сичжунские дети называли крупных многоножек – наверное, самых омерзительных насекомых в Поднебесной, что вели ночной образ жизни, обладали целой дюжиной пар лапок и скользким панцирем, да в довесок еще и умели ползать по стенам. Кого подобное не испугает?
Го Бо продолжил:
– Родные вас осматривают каждое утро на наличие укусов?
– Каждое!
– Да, каждое, но… братец, взгляни. – Мальчик закатал рукав. Под одеждой скрывалось красное пятно, похожее на ожог. – Она меня не кусала, ночью лишь проползла… Я тут же ее скинул, но наутро в этом месте вдруг заболело.
Ребятня склонилась над рукой, как и Го Бо.
– Ого! Ган-Ган, сильно болит?
– Страшно, наверное, было, да?
Го Бохай припомнил, что сичжунские многоножки были чрезвычайно ядовиты. Кому-то везло пережить их укус, кому-то нет. Потому детей от них берегли как зеницу ока – они чаще всего становились жертвами кровожадных тварей. В других городах эти беспозвоночные тоже водились и могли быть опасны для человека. Однако здесь, в Сичжуне, они все будто озверели и нападали на людей в домах, забирались под одежду, в посуду.
– Как хорошо, что наш братец знает, как вытравить эту гадость! Матушка очень рада, что ты согласился переночевать недавно в нашем доме.
– Усоногие делают все свои ножки куда подальше, объявись он только на пороге! – радостно захлопал в ладоши ребенок.
Однако сам послушник не знал, что ответить на такое громкое заявление. Чуть погодя он тихо произнес, словно напоминая себе:
– Как такового способа борьбы с вредителями я пока не нашел.
Тело пробрало дрожью от стыда: он вспомнил негодование в небесном чертоге, когда его обитатели узнали, при каких условиях в мире смертных задерживался бог дождей и гроз. Особенно ярко припомнил лица бессмертных, искаженные гримасой отвращения от всплывающих подробностей его скромной жизни среди людей.
Го Бо осмотрел руку мальчика и наказал:
– Нестрашно, если не укус. Скажи родителям сделать отвар из цветков льна, он быстро снимает воспаление.
– И это все? Боль пройдет?
– Без сомнений, – заверил послушник.
– А когда они оставят нас в покое? Ведь не может же все так продолжаться? Мои родные уже подумывают переехать на юг, в Дундзилун.
– Братец, мы не хотим уезжать, не хотим тебя оставлять! Когда же все станет как прежде?
Поболтав еще немного с детьми и не дав им четкого ответа, послушник закинул сумку на плечо и побрел дальше. У Го Бохая появилось время поразмышлять обо всем увиденном наедине с собой, но он вдруг понял, что почти ничего не чувствует. Эмоции Го Бо ощущались теперь куда острее, чем собственные. Да и думать становилось все сложнее – мысли путались, то и дело сплетаясь с мыслями молодого себя.
«Все же стоит побеспокоить небесного наставника визитом. Все больше местных считают, что я их спасение от нашествия многоножек, а у самого ни одной толковой догадки в голове».
Уже смеркалось, все городские сели за столы или повыходили из своих домов, чтобы навестить родных на праздновании, и чуть позже небольшие улочки наполнились развлечениями: чем ближе к площади, тем гуще становилось веселье. Вокруг все зашумело и загрохотало в сопровождении ярких красок в небе. Го Бо шел в противоположную сторону, все дальше и дальше от разворачивающегося празднества. Подойдя к городским воротам, он напоследок обернулся и едва слышно пробормотал:
– Сичжун, наверное, единственный город, где послушник храма Тяньтань прижился. Не могу поверить, будто и сам привязался к этому месту. Слишком долго я тут пробыл…
Оказавшись за стенами города, Го Бо направился к пригорку, все еще освещенному багровыми лучами заходящего солнца. Он пересек небольшую рощу и наконец вышел к дороге у равнины, которая вела на юг. Ни единой души вокруг, лишь одинокий путник, поэтично бредущий прочь от города. Го Бохаю показалось, что прошло всего мгновение, как это обычно бывает во сне, но вот уже ночь, а они с Го Бо стоят молча у журчащей реки, довольно широкой и глубокой, судя по активному течению.
Го Бохай пристальнее всмотрелся в мелкое кружево волн. Да, это та самая живая река, служащая дверью между мирами. В отражении мелькнул его прежний образ.
«Я… Он собирается переправиться через нее и, скинув облик смертного, отправиться в столицу бессмертных в своем первозданном виде небесного служителя?»
Го Бо сбросил сумку с плеча, что подтвердило догадки Го Бохая, но напоследок оглянулся и… замер. На этом же берегу неподалеку виднелся силуэт одинокого дерева – «Дар императора»!