Спасение мира и другие неприятности (СИ)

— О-о, какая красивая девушка, — мечтательно протянул эльф. — Твоя кожа такая белая, такая чистая. — Ингрид хохотнула: ага, чистая! После попойки-то, драки с Мариком и попыток отбиться от стражников. А уж красива до чего! Матушка до сих пор вздыхает потихоньку, что никто дочку-раскрасавицу замуж не берёт. Похоже, мужик оголодал тут не на шутку, раз напридумывал себе и чистую белую кожу, и прочую неземную красоту. Но данмер то ли не расслышал смешка, то ли вообще слушал только себя. — А твое тело такое… Сильное. Дай угадаю. Ты норд, правильно? Ручаюсь, ты думаешь, что ты очень сильная, да?

— Ага, только слюнями не захлебнись.

Ингрид кое-как поднялась и доковыляла до столика, на котором стояла оловянная кружка. Пустая, чтоб ей в Обливион провалиться! А у бедной похмельной норды все потроха горят после вчерашнего. Завтрак ей не приносили, воды не дали, уроды… Она приложила кружку ко лбу, и от холодного металлического бока стало чуть-чуть полегче. Ещё бы сосед напротив заткнулся, но он продолжал трещать:

— Наверное, ты умеешь махать мечом и всё такое. Но это уже не имеет значения! Только не здесь. Здесь тебе не придётся сражаться. Но не волнуйся, стражники всегда хорошо обращаются с такими милашками. До самого конца. Ох, это точно. Ты умрёшь здесь, норд!

Ингрид пожала плечами.

— Все умрём в своё время, — сказала она равнодушно.

— В тёмной грязной вонючей камере, — никак не затыкался эльф.

— В тёмной грязной вонючей камере или на солнечной поляночке посреди цветов и трав — один хрен умирать. Слушай, заткнись-ка ненадолго, а? Вроде бы сюда идут.

— Идут, — радостно согласился сосед. — За тобой!

— Ясен день, за мной, — саркастично отозвалась Ингрид. — Мародёрша, набившая морду конкуренту и сломавшая пару табуретов в кабаке — это ж слов нет, какая важная птица!

Тем не менее, компания, что, живо переговариваясь, шла по проходу между камерами, остановилась именно напротив двери, за которой сидела Ингрид. Чем немало её удивила.

— Почему здесь заключённый? — рявкнула начальственным голосом какая-то баба, которую Ингрид в ту же минуту люто возненавидела: голос стервозной бретонки сверлом ввинтился в похмельную голову. — Эта камера должна оставаться свободной!

Мужской голос что-то забубнил было про охрану и путаницу, но тут дверь распахнулась, и в камеру ввалились крепкие ребята в броне императорской гвардии, один из которых гаркнул:

— Ты! Заключённая! Отойди к стене.

— А орать-то зачем? — проворчала Ингрид, послушно попятившись и почти вжавшись лопатками в стену. Умнее, конечно, было бы повернуться лицом к этой стене — дескать, ничего не видела, ничего и рассказать не смогу, но любопытство оказалось сильнее осторожности. Всё-таки не каждый день Клинки, сопровождающие какого-то важного типа, вваливаются толпой в тюремную камеру.

Баба с начальственным голосом пошарила по корявой кладке стены слева от окна, и с каменным гулом, знакомым Ингрид по руинам, в стене открылся проход. М-да… Надо было всё же поворачиваться спиной к этой компании, а то сейчас точно прирежут как нежелательного свидетеля. И всего оружия — оловянная кружка в руке. Самое то против акавирских катан, которыми Клинки, как слышала Ингрид, весьма неплохо владеют. Намерение такое читалось на лице бабы-Клинка совершенно ясно, даэдров данмер из камеры напротив оказался прав, скамп его дери, но тут старик в долгополой роскошной мантии шагнул вперёд, отстраняя свою охрану, и впился глазами в лицо Ингрид. Так что ей захотелось даже потрогать себя на всякий случай: что он там такого углядел? Рог на лбу вырос за ночь, что ли? Глаз только подбит, а в остальном морда как морда.

— Ты? Я видел тебя, — потрясённо выдохнул старик. В котором Ингрид с не меньшим потрясением узнала императора Уриэля. Близко они, понятно, не встречались, но уж знаменитый амулет полыхал на его груди драконьим пламенем, да и лицо было знакомо по монетам. Только на монетах, ясен день, не чеканили ни морщин, ни мешков под глазами. — Звёзды послали мне тебя в этот роковой день!

Мародёрша нахмурилась. Когда звёзды посылают тебя кому-то из знатных господ, оказавшихся в полной жопе, это значит, что ты в следующую минуту загремишь туда же. Если не ещё глубже. А если откажешься, то вон, госпожа Клинок так и тянет ручки к катане.

— На меня напали, — продолжил император, — мои сыновья убиты, но если я встретил тебя, значит, надежда ещё есть.

— Идёмте, ваше величество, — поторопила его бретонка-командир охраны, или кто она там была. — Нам нельзя терять время! Заключённая, ты идёшь с нами.

Если бы Ингрид кто-то спросил, она бы охотно осталась в камере, потому что за такую ерунду, как пьяная драка в дешёвом кабаке, больше недели-другой сроку не дают. Тем более, что она возместила кабатчику причинённый ущерб. А вот поход с императором и Клинками по подземельям явно не обещал ничего хорошего. Но кто ж её спрашивал? Откажешься — останешься в камере, ага. Трупом. Так что придётся идти.