Первого он просто застрелил. Глухое место, хоть и в центре, стены дома толстые. Если кто и услышит хлопок, подумает – пацаны шалят. Со вторым побегали по этажам, поиграли в кошки-мышки, пока Кривошеин не свалил его куском арматуры. У парней не было шансов. Кривошеин заранее изучил дом – все его входы, выходы, лестницы, этажи и провалы между этажами – именно на такой вот случай, когда придется привести кого-то и оставить там.
Через четверть часа Кривошеин уже шагал по Сретенке, оставив в развалинах два трупа; один – со сломанными пальцами на обеих руках и раздробленным коленом. Выбить из него удалось немного: Бокий на крючке, нарком Ежов водит его на длинной леске, но пока не подсекает, выжидает, ведь легендарный начальник Спецотдела – слишком крупная рыба, может и сорваться.
Не видать комиссару Шамбалы – понял Кривошеин. Вот и все. Забыть Бокия и закрывать свои дела. Их только два, два имени – Юровский и Нина…
Из записок мичмана Анненкова.
20 июля 1918 года.
Чехи не обманули – по большей части им давали зеленый свет. Состав стучал, гремел, позвякивал – обещал домчать нас до Владивостока за пару-тройку дней.
После ночного дежурства я проснулся поздно. Лиховского в купе не было. Через приоткрытую дверь я услышал голоса четырех Принцесс. Они стояли прямо возле нашего купе, и я боялся шорохом, или даже дыханием выдать свое присутствие за тонкой переборкой.
– Так вы договорились, кто чей? – сказала Татьяна.
– А это обязательно? – спросила Ольга.
– Это нужно для ясности, а то что же – будете кокетничать со всеми без разбору и передеретесь, – сказала Татьяна.
– Мне не о чем договариваться – Леонидик мой, это должно быть ясно, – сказала Анастасия.
– Почему это должно быть ясно? – возразила Татьяна насмешливо. – Разве вы уже помолвлены?
– Может быть! Он еще на яхте был мой и вы все это прекрасно знаете.
– Никто на твоего Леонидика не покушается, – сказала Мария.
Разговор был легкий, шутейный – улыбчивыми голосами. Но когда барышни шутят об амурах друг дружки, это легко может обернуться обидой и склокой – вдруг полыхнет молния при ясном небе. Значит, я уже приписан к Анастасии – как корабль к порту. Что же дальше?
– Ну, вот, Леонидика определили, – повторила мою мысль Мария. – Какой следующий фант?
– А что это ты, будто не участвуешь? – заметила Анастасия.
– Не участвую. Мне никто не нравится.
– Ну-ну, – сказала Татьяна. – Оставляешь за собой свободу выбора?
Конечно, это была игра, во всяком случае – до поры.
– Павлик мой! Только суньтесь! – сказала Татьяна.
У меня заныло сердце. Если бы Татьяна так сказала обо мне! И хотя я уже был избран и приближен самой юной и горячей из Принцесс, и грех бы мне жаловаться, но все же – Татьяна… Высокая и звонкая, как призывный звук горна на рассвете; точеный лик с благородными скулами; холодный и дерзкий взгляд серых глаз… Рысь, лань… Сволочь Лиховский!
– Твой, твой, – сказала Ольга. – Вылечила, выходила – забирай.
– А тебе – двое на выбор, – сказала Мария, – раз я не участвую.
– Я – тоже не участвую, – сказала Ольга.