Спасение Романовых

– Честь для меня, Ваше Величество!

Государыня снова улыбнулась мне. Доктор Боткин пил чай, рассеянно глядя в окно. Алексей медленно водил пальцем по столу. Государь прочел вслух из газеты:

– Томская городская управа сообщает: «В зале дворянского собрания состоится благотворительный бал, все средства от которого пойдут на медикаменты и обмундирование нашим воинам-добровольцам». Господи, что они делают?

Я понял, что пора откланяться.

– Ваше Величество, благодарю, – сказал я Государыне, вставая, и обратился к Государю. – Ваше Величество, разрешите идти?

Государь поднял глаза от газеты и кивнул.

– Вы заходите к нам, мичман, не забывайте.

Я вышел.

Что это значит? Государыня говорила со мной так откровенно – откровеннее, чем ночью, да еще при свидетелях! Хотела что-то понять обо мне, о нас четверых? Хотела показать мне, что облекает меня особенным доверием? Прощупывала мою лояльность, готовность служить ей? Ну, даже если и так? В ее положении не лишне убедиться в преданности людей, которым она доверила свою судьбу и жизнь детей.

В другом конце коридора я увидел мою тройку. Бреннер и Каракоев явно только что проснулись. Лиховский стоял на посту. Все трое смотрели на меня. Я подошел.

– Доброе утро!

– Доброе утро, мичман, – сказал Бреннер. – Как Их Величества?

– Завтракают.

– А вы? Позавтракали?

– Так точно, господин капитан, – отчеканил я.

Бреннера явно задело мое единоличное присутствие на Императорском завтраке. Лиховский улыбался иронически, Каракоев с подозрением топорщил усы.

– Государь вас вызвал для доклада? – спросил он.

– Нет. Меня пригласила Государыня.

– Для беседы? – спросил Бреннер.

– Для завтрака.

– Как себя чувствуют княжны? – спросил Лиховский.

– Княжны, полагаю, завтракают у себя.

Я видел, что у каждого из них вертятся на языке вопросы – а что же там было? Почему именно я, и о чем говорили? Но они не спросили, а я не стал ничего объяснять, хотя секретов у меня от них не было. Пока. Просто мне захотелось подразнить их немного.

– Пожалуй, вздремну еще до дежурства.

– Отдыхайте, мичман – сказал Бреннер, будто я спросил у него разрешения.

Я подумал – не успели мы наладить мирный быт нашего Императорского Двора в изгнании, как вот уже явились придворные интриги. Вероятно, вблизи монарших особ по-другому не бывает.

17 мая 1937 года.

Москва.

На ней был легкий ситцевый сарафан в мелкий цветочек, приталенный тонким пояском, и все та же соломенная шляпка с серой лентой. Кривошеин подкараулил Нину на пути к дому и пошел следом.

Бокий пропал. Второй день он не появлялся на службе, и никто из подчиненных не имел понятия, где он. Убит или арестован. И Кривошеин решил, что ждать больше нечего, пора браться за Нину.