Спасённая дважды: советская теоретическая физика между философией и ядерным оружием

Особенно «досталось» в этой записке трижды герою соцтруда, одному из главных теоретиков советского атомного проекта Я. Б. Зельдовичу, для которого «И. В. Курчатов вопреки мнению Отдела науки, вузов и школ ЦК КПСС добился открытия дополнительной вакансии для избрания в академики по физике». Дальше следовала весьма нелестная характеристика Зельдовича; при этом упоминалось, что он «имеет выдающиеся достижения в области оборонной техники, за которые он уже (подчёркнуто нами — В. В.) достойно награждён трижды званием Героя Социалистического труда». Награждён и хватит! А «в открытых областях физики каких-либо выдающихся открытий и результатов не имеет»! «По своей общественной деятельности,— продолжал инструктор,— (Зельдович) близок к группировке Ландау, известен своим национализмом, нигилистическим отношением к методологическим проблемам и необъективным отношением ко многим советским учёным…» [там же].

«Попало» и Арцимовичу, избранному в 1956 г. академиком-секретарём Отделения физ.‑мат. наук и членом Президиума АН СССР. «По материалам КГБ (очевидно, подобным тем, которые касались Л. Д. Ландау — В. В.),— сообщал инструктор,— он допускает в своей среде резко антисоветские высказывания и выпады против руководителей партии и правительства… Арцимович должен быть немедленно отстранён от руководящей организационной работы и т. п.» [там же]. На пост академика-секретаря Отделения вместо Арцимовича планировались академики Н. Н. Боголюбов или Г. В. Курдюмов, которые казались партийному руководству более управляемыми.

В записке Монина было достаточно резких выпадов в адрес И. Е. Тамма, «известного своей необъективностью, в частности, несправедливым отношением к учёным-физикам Московского университета», А. И. Алиханова, в лаборатории которого (будущем ИТЭФе — В. В.) «во время борьбы партии за преодоление последствий культа личности имели место антипартийные и антисоветские выступления», И. В. Обреимова, для которого сам президент АН СССР А. Н. Несмеянов изыскал вакансию академика по физической оптике (при этом подчёркивалось, что Обреимов беспартийный, «в прошлом арестовывался», «работает мало» и что его избрание «не укрепит Академию наук и не будет способствовать усилению партийного влияния»).

Итак, из записки инструктора отдела науки, вузов и школ ЦК КПСС следовало, что руководство Отделения физ.‑мат. наук и в какой-то мере Академии наук в целом блокировалось с научными лидерами атомного проекта и что этот блок был сам склонен определять выборную и кадровую политику в Академии наук, не всегда считаясь с мнением партии. В 1958 г. некоторым партийным руководителям могло показаться, что теперь, после того, как ядерное оружие создано, научные лидеры атомного проекта и близкие к ним физики не так уж нужны, что им следует потесниться при распределении академических мест.

Однако, «ядерно-академическая» солидарность, которую явно недооценивал автор записки, была достаточно сильна, и власти в очередной раз (кстати, в преддверии испытаний самой мощной термоядерной бомбы) проявили прагматизм и не стали вмешиваться в дела Отделения физ.‑мат. наук. Стоит напомнить, что Я. Б. Зельдович и И. В. Обреимов были выбраны в июне 1958 г. академиками, Арцимович оставался на посту академика-секретаря Отделения до своей кончины в 1973 г. Правда, тогда же, в 1958 г., академиком был выбран также В. И. Векслер, а членами-корреспондентами — Д. И. Блохинцев и Б. М. Понтекорво, против которых у «группировки» Ландау — Тамма — Арцимовича — Алиханова — Леонтовича и «примыкавшего» к ним Курчатова, очевидно, серьёзных возражений не было. Добавим, что член‑корр. был избран в этот раз Е. И. Забабахин, один из руководителей Челябинска‑70 (ВНИИТФ). Нежелательные, с точки зрения Монина Лифшицы И. М. и Е. М., Померанчук, Мигдал, Гинзбург, Марков, Шкловский были выбраны в член-корреспонденты или академики АН СССР в 1960, 1964 и 1966 гг., а столь настоятельно рекомендованные им к избранию Соколов, Терлецкий, Иваненко, Пешков и Левшин так и не получили академических титулов.

Конечно, в этом сюжете, как и в ситуации с комиссией Малышева и некоторых других случаях, основной нерв конфликта почти не имеет «философской подоплёки», хотя явно просматриваются оппозиции партийные — беспартийные, управляемые — неуправляемые, университетские — академические, а также неприкрытый антисемитизм, по-видимому, вполне приемлемый в среде партийных функционеров. Только однажды, в адрес Зельдовича, был сделан «квазифилософский» выпад («нигилистическое отношение к методологическим проблемам»). Зато этот документ весьма убедительно, хотя и несколько косвенным образом, демонстрирует значение «ядерно-академической» солидарности и «ядерного щита» в борьбе за физику, за нормальную жизнь научного сообщества физиков.

Заключительные замечания