Спасенная любовь

Корделия напряглась. Упоминание об Изабелле вызвало в памяти сцену, которой она была свидетелем, и, словно почувствовав ее отстраненность, Лука наклонился к ней, и язык его тела заставил Корделию поверить ему вопреки здравому смыслу.

— А потом пришла ты. Появилась во всей ошеломляющей красоте.

— Не надо, Лука, — резко ответила она.

— Что «не надо»?

— Не надо причинять мне боль.

— Ты думаешь, я собираюсь поделиться с тобой интимными подробностями?

Все не так, как ты думаешь. Изабелла — лесбиянка. Мне это известно давно, и именно поэтому брак с ней имел смысл. Я не верил в любовь. Считал, что это не для меня. А Изабелла собиралась за обложкой традиционного брака скрыть свою нетрадиционную сексуальность от родителей. И в некотором роде такое положение дел нас обоих даже устраивало. — Он вздохнул, удивляясь, как он мог до такого додуматься. — Она плакала, потому что наконец-то решила рассказать обо всем родителям, чтобы соединиться со своей возлюбленной. Она была очень взволнованна, и я пытался утешить ее, сказать, что все будет хорошо. Именно эту сцену ты и застала, и я был дураком, что не объяснил все сразу, а потребовал мне доверять. Черт возьми, разве я не идиот?

— Изабелла лесбиянка? Но ты же собирался жениться…

— А кто знает? Может быть, мы бы так и сделали, если бы она не встретила эту женщину, в которую влюбилась без памяти. Поступили, как требовала традиция. И в конце концов оба были бы несчастны.

— Лука… Жаль, что ты ничего не сказал мне с самого начала. Ты даже не представляешь… чего я только не передумала.

— Старые привычки умирают с трудом. — Он поморщился. — И, кроме того, это помогло мне признать то, что я скрывал от самого себя.

— И что же это? — задыхаясь, спросила Корделия.

— Что я люблю тебя. Что ты та женщина, которую я ждал всю свою жизнь.

Каждое слово было музыкой для ее ушей.

Ей пришлось несколько раз ущипнуть себя, потому что она не могла поверить, что мужчина, которому она отдала свое сердце, ответил ей тем же, хотя она так долго готовила себя к прямо противоположному.

Теперь, уже снова в платье и на седьмом небе от счастья, она рука об руку с Лукой стояла на верхней ступеньке лестницы.

Ее отец должен был появиться с минуты на минуту. Приготовления шли полным ходом. Зал был еще пуст, но сиял праздничными огнями и утопал в цветах. От запахов угощений, растекающихся по дому, у нее потекли слюнки.

— Я люблю тебя. — Корделия улыбнулась Луке и легонько поцеловала его в губы. — У меня такое чувство, будто я всю жизнь просидела у моря, глядя на горизонт и воображая, что может лежать за ним. Я никогда, никогда не думала, что найду все, на что только могла надеяться, и даже больше.

— Русалка, которая обрела свои ноги, — пробормотал Лука, гладя ее по щеке. — Моя навсегда.

Его взгляд скользнул мимо Корделии, и он улыбнулся.

— Твой отец здесь, — сказал он, — и я полагаю, что прильнувшая к нему пышногрудая блондинка — та самая женщина, которую он не хотел видеть рядом, потому что был слишком упрям?

Корделия расхохоталась, так как это и в самом деле оказалась Дорис. Ее чемодан был набит до отказа, и Корделия могла только догадываться, какие наряды лежат внутри. Дорис не отличалась скромностью, если дело касалось стиля одежды.

— Не могу поверить, — выдохнула Корделия, когда они спускались по лестнице. Она помахала отцу рукой и приготовилась к разговору, которого ждала с тяжелым сердцем.

— Разве я не говорил? — прошептал Лука ей на ухо. — Все хорошо, что хорошо кончается. Ты согласна?

На самом деле лучшего завершения истории и быть не могло. Корделия думала об этом, когда смотрела на сонно дышащего ребенка в колыбели рядом с ее кроватью.

Три недели назад у нее начались схватки, из-за которых Люка впал в неистовую панику, хотя был спокоен и конструктивен, когда дата родов становились все ближе, мудро подсказывая ей, когда следует собирать сумку для больницы, и заверяя, что все, вероятно, пройдет гораздо спокойнее, чем она предполагает, и бояться нечего.

Он оставался с ней на протяжении всех десяти часов, которые длились роды, и даже присутствовал при появлении на свет их дочери, и только потом признался, что несколько раз был на грани обморока.

Он оказался самым преданным отцом, на какого только могла надеяться Корделия. Она почувствовала, как руки Луки обхватили ее. Он перегнулся через нее, чтобы посмотреть на их дочь, мерно дышащую в своей колыбели, ее крошечные кулачки, вьющиеся темные волосы, светло-золотистую кожу. Она была самым прекрасным ребенком на свете, и они не уставали признавать это.

Отец Корделии прилетел через три дня после рождения Джульетты вместе с Дорис, и после того, как вдоволь нагляделся на свою внучку, смущенно объявил, что они с Дорис объединят усилия для расширения бизнеса.

— Когда ты говоришь, что присоединишься к… — подбодрила его Корделия, и его лицо приобрело более глубокий оттенок алого.

— Я сделал этой женщине еще одно предложение, — хрипло сказал он и посмотрел на Дорис с нежностью.

Корделии захотелось броситься к нему на шею и крепко обнять.