Которого я сильно избил на следующий день под предлогом «обучения, как правильно блокировать удары». Хобс должен был либо научиться фильтровать свою речь, либо лучше драться. Я сделал все, что мог, чтобы помочь ему решить, что именно он хочет совершенствовать.
Эта ситуация показала, что определенные взаимодействия полезны для моей пары. Когда она почувствовала, что я нуждаюсь в защите, то не только смело столкнулась с противником… Кэлли буквально расцвела после противостояния.
Последние два оборота она не валялась в постели от восхода до заката. Вместо этого Кэлли послушно плелась — даже если громко протестовала — в спортзал.
И уже дважды она дотронулась до меня.
Дважды прикоснулась руками к моему лицу, разговаривая со мной.
А когда я отжимался, она плюхнулась рядом, скрестив ноги, — при этом от нее
Вот тогда, положив обе руки на мат, Кэлли наклонилась и укусила мое плечо.
Из-за костюма я практически не почувствовал это, но все же.
На несколько секунд я рухнул на коврик, не в силах пошевелиться.
Я чувствовал себя окутанным одеялом блаженства.
Кэлли
Я тоже был в восторге.
Теперь рядом со мной моя пара была более расслабленной.
А я ждал своего часа, позволяя ей успокоиться. Позволяя ей почувствовать себя комфортно.
Я больше ни слова не произнес о танцах.
Вместо этого мы постоянно вместе занимались.
Или, скорее, занимался только я.
Кэлли часто жаловалась.
Моя пара ненавидела бокс.
Ненавидела бегать. Хотя ей нравилось, когда ее преследовали, несмотря на все заявления и утверждения в обратном.
Она с удовольствием избегала всего, что было связано с тренажерами. Впрочем, большая часть тренажеров была предназначена для ракхий и поэтому в любом случае была бесполезна для нее.
Что касалось других видов упражнений… Кэлли надменно заявила, что подтягивания, бег, приседания, выпады, гребля и канаты — это жестокое и редкое наказание.
Сегодня я собирался поспорить с ней по поводу танцев. Я знал, что она скучала по ним. Мне снилась ее тоска.
—
Я даже не улыбнулся хобсу, да мне и не нужно было. Когда я выглядел нелицеприятно, это шло на пользу моей репутации.
Немного подождав, я насадил карточку хобса на свой рог, а затем вернул ее.
Казалось, что с каждым днем в комплексе появлялось все больше и больше хобсов. Только что закончивших школу и преисполненных надежд найти груфалу. Несмотря на запрет, они безумно желали стать участниками проекта с людьми. Большинство из них были очень почтительны. Нетерпеливы. Ну и все в таком духе.
Дохрэйн был вынужден запретить Грэйс взаимодействовать с ними.
Как я понял, когда они приходили к ней, то ей нравилось поручать им трудные задачи.
Зато они не приставали к моей Кэлли.
Хотя постоянно просили проколоть карточку.
— До свидания, — пробормотал я в ответ на его восторженную благодарность.
Хобс стал выглядеть еще более взволнованным от этого резкого намека.
— Я заметил, что прошло уже два дня с тех пор, как ты проводил тренировку, поэтому мне стало интересно…
— Да. В следующий раз я с удовольствием причиню тебе боль.
Я очень вежливо закрыл дверь перед его носом. Кэлли лишь покачала головой. Но это относилось не ко мне… а к хобсу.
Я неторопливо подошел к ней.
— Мы одни.
Ее щеки порозовели, а на лице отразилось смущение.
— Ну и что?
— Ты можешь показать, как нужно танцевать.
На какую-то долю секунды ее глаза расширились, но затем она сощурила их и отвернулась.
— Не могу.
Она даже не оглянулась на меня. И я знал, что, когда Кэлли подходила к стене и по собственной воле брала боксерские перчатки, она пыталась избегать меня.
Избегать этой темы.
— Почему нет?
— Что хотел этот хобс? И мы будем сегодня боксировать?
Я с трудом сдержал улыбку.
— Сегодня мы будем танцевать.
— А я хочу боксировать.
— Лжешь. Ты хочешь танцевать.
Но ее это не позабавило.
—
Кэлли до сих пор спрашивала у меня разрешения укусить, таким образом предупреждая о грядущем.
Но не в этот раз. В этот раз она укусила меня в наказание.
И я осознал, что испытывал двойственные чувства. Мне не понравился укус Кэлли, подаренный только из-за того, что я разозлил ее.
Какой бы он ни был. Впрочем, мне не нравилось чувствовать…
Кэлли погладила мою облаченную в костюм руку. А затем легонько сжала ее, прежде чем крепче стиснуть зубы… Кэлли знала, что из-за этого я практически лишался рассудка.
Пока она сжимала в зубах мою рубашку, восхитительно пощипывая кожу, я вспомнил слова, под которые она любила танцевать.
Те, под которые она танцевала с наибольшей страстью.
Когда я начал напевать, то завладел всем ее вниманием.
Она выпустила изо рта мою рубашку, когда я издал низкий гул носом, аккомпанируя словам.
Но я тут же замолчал, когда увидел ее глаза.
Они были мокрыми.
— Кэлли?